— Посмотрим, — добродушно бросил он, — нужно посоветоваться с лекарями. Твое положение вскоре станет таким, что мы не должны будем делить ложе до рождения ребенка.
Об этом-то я и не подумала. Чертов гарем! Не сомневаюсь, как только лекари запретят мне заниматься любовью (а уж шахская маменька позаботится, чтобы это случилось как можно скорее), хазнедар по ее приказу начнет подсовывать новых девок ему в покои.
— Что значит, запретят делить ложе? — я наигранно вскинула брови, изображая, что ничего не понимаю, — нам совсем нельзя будет видеться?
— Конечно, можно. Но ночи мы должны будем проводить порознь.
— И как долго длится эта разлука?
— Обычно два-три месяца перед родами.
— Но ведь это так долго! — воскликнула я, не удержавшись.
— Ты не успеешь соскучиться, время пролетит незаметно, — ответил он отеческим тоном, заставив меня внутренне застонать от обиды.
— Соскучусь! Еще как! А вот будешь ли ты скучать? — я прикусила губу, чуть не выдав пару-тройку отравленных ревностью фраз.
— Государственные дела не дадут мне скучать, — нахмурившись, ответил падишах.
«Дела или девушки?» — подумала я про себя, насупив брови.
— Наша казна стремительно пустеет из-за постоянных конфликтов с османской армией, нам нужны новые рынки для торговли, чтобы пополнить казну деньгами от пошлин, — важно заговорил Джахан, словно я и правда была одним из его визирей и участвовала в заседании дивана. Признаться, мне польстило, что он решил поделиться со мной такими мыслями.
В этот момент где-то в саду, под нашим балконом, заиграл музыкальный инструмент, звучание которого напомнило мне флейту. Только звук был гуще и протяжнее. Мелодия была очень нежная, светлая. Она лилась, точно дождь на изнемогающую землю, обволакивала и укутывала в свои объятия. У меня мурашки побежали по коже.
Я встала с дивана и подошла к ограде балкона, чтобы посмотреть — кто этот искусный музыкант, решивший подарить нам столь приятную мелодию ранним утром.
Я посмотрела вниз в поисках фигуры с флейтой и, заметив сына хана Алтана, широко улыбнулась. Судьба благосклонна ко мне.
Этажом ниже располагались покои Эфсуншах. Я посмотрела на ее балкон и увидела, как она стоит, вцепившись своими тонкими белыми пальцами в балюстраду, и плачет, не отводя взгляда от Далата.
В руках у молодого человека был духовой инструмент — тоненькая трубочка из дерева с маленькими отверстиями, которые он поочередно зажимал пальцами.
Я кожей ощутила движение за спиной, и через секунду тяжелая рука Джахана легла на мое плечо.
— Это лимб, — тихо сказал он, — правда, звучит очень красиво? Напоминает флейту.