— Позвольте мне вас оставить, ваше величество; мне нужно написать несколько писем.
— Разумеется. — Мария сумела заставить себя улыбнуться ей. На самом деле её раздражала эта женщина, её громкий смех и отвратительная манера выражаться. Ей хотелось побыть одной. Графиня Шрусбери сделала реверанс и вышла.
В комнате стало очень тихо; вытянувшись перед камином, спал маленький спаниель, а до вышивания, над которым она работала уже несколько месяцев, было не дотянуться. Мария Стюарт слишком устала, чтобы встать и взять его, но не желала тревожить свою фрейлину Мэри Сетон, которая отдыхала в соседней комнате. Мэри была рядом со своей госпожой в течение всех этих изнурительных лет, делила с нею все тяготы и разочарования, всегда была готова утешить и подбодрить и даже быть ей нянькой, если она падала духом. Мужчины всегда только предавали Марию Стюарт и пользовались ей как вещью, но от женщин, подобных Мэри Сетон, она видела одну только самоотверженную преданность и любовь.
Скоро Пасха. Прошёл ещё один год, не такой тяжёлый, как предыдущие два, но и его она провела в бездействии. Её жилище было удобным, благодаря своему французскому приданому она не знала недостатка ни в чём, что можно было купить за деньги, тюремщики были с нею великодушны. У неё были женщины для услуг и секретарь, который вёл переписку, занимавшую большую часть её времени. Она читала, писала, вышивала, молилась, и её дни, следовавшие один за другим, складывались в месяцы и длинные, медленно текущие годы, а она жила лишь надеждой и тратила всю свою бившую ключом энергию на то, чтобы попытаться освободиться из заключения и снова вернуться к власти. Без этой цели она, вероятно, умерла бы или сошла с ума, как Босуэлл. Жить только прошлым, каким бы ужасным оно ни было, представлялось заманчивым, но удалось удержаться от того, чтобы окончательно погрузиться в своё прошлое, лишь потому, что она упрямо цеплялась за будущее. Ей ещё нет сорока, и она ещё жива. Франция ей не поможет, поскольку заинтересована в том брачном фарсе, который происходит сейчас в Лондоне; но остаётся ещё Испания. Мария Стюарт часто писала испанскому королю, призывая его исполнить вынесенный папой приговор Елизавете и прийти ей на выручку. Едва ли не вся её надежда была на Испанию, а кроме того, она уповала на сочувствие гонимых английских католиков. Кто-нибудь её спасёт; если пережитые ею бедствия сумели тронуть сердца шотландцев, если она смогла разжалобить Шрусбери и склонить на свою сторону английскую прислугу, которая теперь из кожи вон лезет, стараясь оказать ей какие-нибудь мелкие услуги, когда-нибудь найдётся достаточно смелый и сильный мужчина, который её освободит.