Из толпы за королевой не менее пристально, чем Лестер, наблюдали двое мужчин. Один из них был высок и белокур, с кротким и приятным лицом; второй был бледен, с чёрной как смоль бородой и чёрными глазами фанатика, которые при виде Елизаветы засверкали ненавистью.
— Чего мы ждём, Бабингтон? Почему не ударить сейчас же — или завтра?
То был Роберт Барнуолл — ирландец, отпрыск древнего католического рода, жестоко пострадавшего от карательных экспедиций, подавлявших в его несчастной стране религиозное инакомыслие. Он приехал в Лондон специально для того, чтобы убить королеву, деспотизм которой сделал её в Ирландии самой ненавистной из всех английских государей.
Подобно Бабингтону, Барнуолл был принят ко двору благодаря своей родовитости и был волен находиться там До тех пор, пока у него хватит на это денег. Перед тем как ответить, Бабингтон проводил взглядом удаляющуюся королеву. Он был менее агрессивен, чем Барнуолл, и был в состоянии по достоинству оценить величавый вид Елизаветы и её мужество и признать: не будь она врагом его веры и не лежи на ней вина за смерть столь многих его друзей, он мог бы любить её и служить ей, причём с гордостью. Бабингтон не был ни кровожаден, ни строптив, а понять его почтение к монаршей особе Барнуолл был не в силах. И тем не менее, даже если бы Бабингтон был не католиком, а протестантом, он всё равно не смог бы служить Елизавете, потому что она была врагом женщины, которую он любил с отроческих лет. Он не замечал вокруг себя ни одной женщины, кроме Марии Стюарт, а единственной его целью в жизни была задача освободить шотландскую королеву. То, что единственным средством достижения этой цели было убийство английской королевы, казалось ему неприятным, однако не столь уж важным обстоятельством.
— Чего мы ждём? — злобно прошипел Барнуолл. — Все остальные готовы — Сэвидж поклялся это сделать, я тоже! Во имя Господа, чего мы ждём?!
— Ответа королевы Марии, — вполголоса ответил Бабингтон. — Гиффорд получит его через несколько дней.
— Гиффорд требует убийства, и Гиффорд же требует с ним промедлить. Это ни с чем не сообразно, Бабингтон. Мы должны нанести удар немедленно; чем дольше мы колеблемся, тем больше риск. О нашем замысле уже и так известно слишком многим, если у кого-нибудь развяжется язык, нам всем конец.
— Я не стану ничего предпринимать без согласия королевы, — ответил Бабингтон. — Гиффорд в этом непреклонен, а он к ней ближе, чем мы.
— Она отплывает. — Барнуолл кивнул головой в сторону барки, палубу которой освещали пылающие факелы. Гребцы на минуту встали с мест, дожидаясь, пока фигура в сверкающем белым атласом платье займёт своё место на носу. Толпы народа по обоим берегам реки разразились приветственными кликами. Затем вёсла плавно опустились в воду; снова раздались звуки труб, и ярко раскрашенная и раззолоченная барка отошла от берега и заскользила по воде.