— Я сделаю иначе, ваше величество. Я передам им ваше послание лично. Если Армада обогнёт побережье и войдёт в Ла-Манш, мы последуем за ней. Мой план состоит в том, чтобы постоянно нападать на врага, изматывая его; при такой загрузке и тоннаже их кораблей у нас должно быть преимущество в манёвренности, и мы будем бить их на параллельных курсах. Капитаны одобрили этот план, и, клянусь Всевышним, ваше величество, я вернусь к вам с победой или не вернусь вовсе.
Говард Эффингемский поклонился и поцеловал королеве руку. Это был суровый человек, решительный и лишённый сантиментов, достаточно смелый, чтобы в открытую заявить о своей приверженности католичеству, и преданный королеве настолько, что он пользовался, несмотря на это, её безусловным доверием. Большую часть жизни он провёл в море, и его раздражало вмешательство королевы в сферу его компетенции; но в то же время его восхищало, насколько легко она ориентируется в стратегической ситуации, которая, как они оба знали, складывалась явно не в их пользу. Её мужество было завидным: никаких женских слёз и волнений о собственной безопасности, хотя она так похудела и осунулась, что сердце лорда Говарда дрогнуло, когда он её увидел. Елизавета была королевой и ни на минуту не позволяла кому бы то ни было забывать об этом, но она также была его родственницей, и его привязанность к ней была глубже, чем осознавал даже он сам.
Когда он вышел, королева обратилась к Бэрли:
— Каково настроение жителей Лондона?
Премьер-министр улыбнулся:
— Они спокойны, бодры и готовы к бою. От всех цехов и гильдий поступают предложения денежных пожертвований, а горожане вооружаются. Сегодня с раннего утра все церкви полны народа. Перед тем как я пришёл сюда, прибыли курьеры из центральных и восточных графств; их сообщения такие же. Если, от чего Боже упаси, Альба высадится на нашем берегу, каждый англичанин, способный держать меч, выйдет на улицы драться за вас.
Бэрли это казалось поразительным: после стольких бурных лет царствования популярность королевы была высока как никогда. Он недооценил силу её власти над душами простых людей; теперь становилось ясно, для чего ей требовались красноречивые обращения к ним и утомительные, дорогостоящие разъезды по городам и селениям. Подданные знали её в лицо, и множество знакомств, завязанных ею в их среде, теперь сплачивало их вокруг неё, хотя страх перед Испанией, нежелание расставаться с деньгами и рисковать жизнью могли бы серьёзно подорвать её авторитет. Можно было с полным основанием сказать, что в Англии не было пораженцев; никто и не помышлял о том, чтобы откупиться жизнью королевы от её врагов и заключить с Филиппом сепаратный мир. Бэрли вновь и вновь благодарил Бога за то, что Мария Стюарт мертва и не может объединить вокруг себя тех немногих католиков, которые ещё оставались на свободе. А таких было и впрямь немного; за исключением. Говарда Эффингемского, прежде всего родственника королевы, а потом уже католика, все известные и предполагаемые католики были давно арестованы.