— Если они выбрали для этого именно вас, они, должно быть, наверняка знали: мне это предостережение не понравится, в чём бы оно ни заключалось; Не следует так спешить быть чужим языком, милорд. И о чём же они не решаются предостеречь меня сами?
— Речь идёт о лорде Роберте Дадли, госпожа.
— Да? И что же лорд Дадли?
Обычно, когда Елизавета гневалась, она повышала голос; этот вопрос она задала ровным тоном, и это снова обмануло Сассекса:
— Он порочит ваше доброе имя. Он женат, и у нас есть основания полагать, что он намерен оставить свою жену и попытаться предпринять нечто такое, что приведёт ваше величество к погибели.
— И что же, — негромко спросила Елизавета, — вы подразумеваете под моей погибелью, Сассекс?
— Он надеется сам жениться на вас, да простит ему Господь!
— Жениться на мне... — Тонкие брови королевы удивлённо подпрыгнули. — С чего вы это вздумали... и, во имя Господа, милорд, почему я должна погибнуть от того, что кто-то имеет относительно меня серьёзные намерения?
— Это совсем не те намерения! — не выдержал Сассекс. — Он ищет вашей руки из тщеславных побуждений — чтобы стать королём Англии! И я хочу сказать вам то, что готов повторить ему: ему не удастся исполнить эти замыслы, даже если придётся лишить его жизни. Он злоупотребил вашим доверием, госпожа, и за одно это я никогда его не прощу. Только безродный негодяй, сын безродного изменника, каким был его отец, станет волочиться за неопытной женщиной и пытаться пробиться наверх с её помощью! Я пришёл предостеречь вас об этом, пока ещё не поздно. Я пришёл с просьбой удалить его от двора.
Елизавета резко обернулась к Сассексу, и ярость, которая пылала в её глазах, его потрясла. То был смертоносный, не знавший пощады гнев её отца, и Сассекс, не знавший в жизни страха, отшатнулся.
— Вы пришли с просьбой! Но таким ли тоном просят государей? Берегитесь, милорд, берегитесь. Вы говорите о моей погибели, потому что подозреваете: Роберт Дадли надеется на мне жениться. Вы пришли ко мне и посмели заявить, что он ищет моей руки из честолюбия, будто я настолько неженственна, что меня нельзя полюбить ради меня самой! Господи, вы говорите, что я неопытна, а в душе, видимо, считаете круглой дурой; и теперь вы, брюзгливые старикашки, объединились против юноши, потому что боитесь, как бы он не преуспел там, где ничего не добились ваши бумажные инфантики! Поэтому вы посмели угрожать ему, а косвенно — и мне. Так вот, можете мне поверить: если с Робертом что-нибудь случится, десятку из вас не миновать Тауэра.