Сколько времени Архангельский провел в затхлом сыром подвале одного из домов неизвестного селения моджахедов, которых в горах было великое множество, он не знал. Попытка определить время, понятное дело, провалилась. Вернее, он отказался от этой затеи буквально сразу: в подвале он не видел ни восходов, ни закатов. Ощущался только пропитанный сыростью мрак и вонь испражнений, пропитавшая воздух этого небольшого помещения.
— Шагай, русская свинья! — бросил на фарси один из конвоиров моджахедов, ткнув Архангельского в спину дулом автомата и издав звуки стрельбы, наподобие тех, которые кричат играющие в войнушку мальчишки, — «тра-та-та-та-та».
И громко рассмеялся.
Сейчас все чувства Архангельского обострились до предела. От тишины, что царила в подвале, любой звук отдавался сонмом переливов в его голове. Чистота воздуха, пусть и пропитанного дорожной пылью, опьяняла сержанта. Архангельский чуть приоткрыл глаза, свет уже не резал их, как в первые секунды, но долго смотреть все же было тяжело. По окружавшим звукам он понял, что идет через село. Дорога уходила вверх, так как для равновесия приходилось переносить центр тяжести чуть вперед.
— Стой! — по-русски крикнул в спину моджахед «тратататальщик».
Все знание русского у афганских моджахедов ограничивалось лишь простым набором слов: «стой», «свинья», «говори», «руки вверх». Примерно таким же набором слов владели все, с кем приходилось воевать русским. Правда, фашисты во времена Великой Отечественной войны пошли чуть дальше: им понадобились также слова «бистро», «водка», «русска баба», «айда сеновал», что отражало их потребности. В отличие от немцев, этим воинам Аллаха такой лексикон был ни к чему.
— Кто? — раздался сверху голос еще одного моджахеда.
«Этот, видимо, на посту», — заключил Архангельский.
— Свои, — ответил моджахед, шедший во главе конвоя, а вот дальше прозвучали настолько странные слова, что Архангельский решил, будто его подвел слух. — Питерс ждет.
Моджахед на посту махнул рукой, показывая, что можно проходить.
Архангельский снова чуть приоткрыл глаза.
Боль, конечно, не прошла, но уже была терпимой. Через узкие щелочки век он различал расплывающиеся фигуры конвоиров.
— Шагай, — бросил тот, что сзади, и снова ткнул Архангельского в спину.
Спина ныла от многочисленных тычков и ударов, которыми сержанта угощали моджахеды с того самого момента, как возглавляемый им отряд разведки попал в засаду и был почти полностью перебит кинжальным огнем. Все тело, казалось, превратилось в один большой ноющий синяк.
Метров через триста конвой снова остановился.