– Когда я вижу тебя в окружении семьи, ты мне кажешься почти обычным человеком. Наверное, потому, что обычные люди пьют «Кристаль»[3] из настоящего хрусталя и ходят по сверкающим мраморным полам, а на стенах у них висят картины каждая стоимостью в миллион долларов. Есть отчего расплавиться нервным клеткам бедной девушки.
– Но я не хочу, чтобы ты считала меня обычным.
Она чуть не фыркнула. «Так я тебе и поверила!»
– Никто никогда не сочтет тебя обычным, Вейл, – нарочито снисходительным тоном заверила она его.
Он удивленно скривил губы:
– У тебя острый язык, Фейт Фогарти.
– Поэтому ты и взял меня на работу, – напомнила она ему. – За мой острый язык и еще более острый ум.
Вейл запрокинул голову и засмеялся. Он взял ее руку и поднес к губам.
– Может быть, ты и права.
Что он делает? Почему она его не остановит?
Почему у нее дрожат колени?
Почему каждая клеточка ее тела неистово хочет быть как можно ближе к нему?
– Ну, идемте же в сад, – позвала Шерон, подталкивая всех к изысканным французским дверям, ведущим в патио со сверкающим голубым бассейном, отгороженным от берега океана песчаными дюнами.
Вдоль задней части территории патио, где должны будут проходить свадебные торжества, был сооружен большой белый шатер. На противоположной стороне ровными рядами стояли белые кресла лицом к бельведеру, на котором будут стоять жених с невестой и их друзья.
По-прежнему уклоняясь от знаков внимания Вейла, Фейт села в одно из кресел ближе к середине и наблюдала, как Шерон всеми командует, словно генерал армии.
Тридцать минут спустя Фейт увидела, как Вейл снова сел через два кресла от жениха, наблюдая, как они в последний раз проигрывают предстоящее действо. Он был утомлен, но ублажал свою семью, и, как бы ей ни хотелось, чтобы он был занят только ею, пока этого не происходило.
Сидеть было пыткой. Находиться здесь было пыткой во многих отношениях. Всякий раз, когда начинали играть свадебный марш, желчь разливалась по ее желудку. Обжигала ей горло, заставляя ее сжимать и разжимать пальцы.
Она ненавидела свадьбы. Начиная с самой первой, на которой ей пришлось присутствовать.
В тот момент ей впервые пришлось признаться самой себе, что отец больше никогда не вернется домой. Что у нее больше никогда не будет счастливой семьи.
Что отец на самом деле оставил ее, так же как и ее мать.
Что ее мать снова выходит замуж и ей предстоит жить с новым отцом.
И, хотя мать неоднократно выходила замуж, Фейт больше никогда не имела отца.
Вирджиния села рядом с Фейт и взяла ее за руки, по-видимому, она не испытывала неприязни к свадьбам.