-- Господин сержант, -- елейным голосом окликнул я мужичка, -- а чего вы закон нарушаете? Семейный подряд на рабочем месте организовали.
-- Опять непонятности говоришь, -- выругался глава семейства.
-- Чего тут непонятного, сам на службу устроился и сыновей пристроил. Вон какие орлы, самое место в первых рядах за светлое будущее биться.
Старик бесхитростно улыбнулся:
-- Эт, по-твоему, я кровных деток на смерть посылать должен?
-- Так и я про то же. Используешь служебное положение. За это и статья сыщется, что там у вас нынче -- уголовный кодекс, русская правда или судебник Старобока? По законам военного времени тебе топор с палачом положены, а не рубь двадцать.
-- Дак, эть... -- зазаикался мужик. -- Нету никакого военного время, просто добровольцы в штрафную сотню нужны. А сынки у меня еще отроки несмышленые, вот к себе поближе, что б под присмотром значит... К тому же в указе как сказано -- ловить праздношатающихся, а они при деле, да и умишком слабоваты.
-- На девок мозгов хватает. Смотри сержант, Старобок узнает, такую статью навесит, век не отмоешься.
На этом я посчитал задачу выполненной. Это не рубь двадцать на два умножать. Лабудько кряхтел от натуги, трудно ему давались логические выводы. Можно еще маслица в огонь подлить, да чувство самосохранение включило тормоза. Пришибут в чистом поле при попытке к бегству, знаю я эти штучки. Так мы и ехали: лошадь -- впереди, остальные -- сзади. Слева Васька сопит, справа Ванька пыхтит, Лабудько думу думает, я на соломе нежусь.
Первое правило политической борьбы гласит -- посеял панику в рядах врагов, вербуй союзников. Я повернулся ко второму пленнику:
-- Как звать-то тебя, мил человек?
-- Федькой, -- отозвался он.
-- А скажи-ка мне Федор, -- начал я допрос, -- куда эти отморозки нас везут?
Федька заерзал задницей по соломе.
-- Слово-то, какое хорошее! Вот окрестил! От-мо-роз-ки! Запомнить бы! -- Он дважды, со смаком, произнес понравившееся ругательство.
-- Вы, гражданин дезертир, отвлекаетесь от темы, -- напомнил я. -- Куда направляется этап?
-- Известно куда, -- зевая, ответил Федор, -- в столицу, пресветлый Северец.
-- Это где ж такой, в каком государстве?
Наглость в Федькиных глазах сменилась удивлением.
-- Ты че, не местный?
-- Ага.
-- То-то я гляжу, наряд на тебе странный и ругаешься не по-нашему, красиво уж больно. От-мо-роз-ки! Культурно-то как, а обидно! За такое только колом, кулаком слабовато будет.
Я кивнул:
-- Учту. А ты уж сделай милость, расскажи о своем захолустье.