Собственно говоря, Бакунин достиг кой-чего только благодаря тому, что ни один человек не знал русского языка. И старый панславистский dodge [обман], превращающий древнеславянскую общинную собственность в коммунизм и изображающий русских крестьян прирожденными коммунистами, опять очень широко распространится.
►(Ф. Энгельс. Письмо К. Марксу 18/I 1852 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XXI, 341 – 342. 1932 г. // 28, 30 – 31.)
433
Из прилагаемой записки ты увидишь, что П[ипер] сделал не мало весьма грубых промахов – ошибок грамматических и стилистических, разумеется, я не подсчитывал.
Ты можешь это ему показать, если считаешь полезным, но если бы это могло дать ему повод отказаться от перевода, то лучше ему не показывать. Если бы он стал ворчать по поводу отдельных корректур, то ты всегда можешь этим воспользоваться, чтобы показать ему его недостатки.
►(Ф. Энгельс. Письмо К. Марксу 23/IX 1852 г. – Там же, 409 // 28, 113.)
434
Английский язык не только хорош, он прямо блестящ. Кое-где не совсем удачно вплетено несколько ходячих словечек, но это зато все, что можно сказать плохого о твоей статье. Пипера там почти не видно, и я не могу понять, зачем он тебе еще нужен.
►(Ф. Энгельс. Письмо К. Марксу 1/VI 1853 г. – Там же, 487 // 28, 212.)
435
Похвала, расточаемая тобой моему «юному» английскому языку, подействовала на меня весьма ободряюще. Мне нехватает, во-первых, грамматической уверенности, а, во-вторых, ловкости в тех второстепенных оборотах, без которых, однако, немыслимо живо писать.
►(К. Маркс. Письмо Ф. Энгельсу 2/VI 1853 г. – Там же, 488 // 28, 213.)
436
Раз я уже все равно на несколько недель застрял в этих восточных делах, то я воспользовался случаем, чтобы изучить персидский язык.
От арабского языка меня отпугивает, с одной стороны, мое прирожденное отвращение к семитским языкам, а с другой стороны – невозможность достигнуть без большой потери времени сколько-нибудь заметных успехов в языке, который так богат, имеет 4.000 корней и охватывает в своем развитии 2.000 – 3.000 лет.
Зато персидский язык не язык, а настоящая игрушка. Если бы не этот проклятый арабский алфавит, в котором то и дело целые шестерки букв имеют совершенно одинаковый вид и в котором нет гласных, то я бы взялся изучить всю грамматику в течение 48 часов. Это в утешение Пиперу, если бы он возымел желание проделать вслед за мной сию неостроумную штуку. Я для изучения персидского языка положил себе срок максимум в три недели. Если он рискнет двумя месяцами, то наверняка побьет меня. Для Вейтлинга это несчастье, что он не знает персидского языка: он бы нашел в нем langue universelle toute trouvée [совершенно готовый универсальный язык], ибо это, насколько мне известно, единственный язык, в котором нет конфликта между