В кабинете воцаряется тишина.
— Да, он действительно мне нравится, — неожиданно признается Лидия. — Я имею в виду, что он мне нравится физически… Мне даже снилось, что я с ним переспала…
— Это было приятно?
— Да. Во всяком случае, лучше, чем с другими мужчинами…
— То есть?
— Лучше, чем в реальной жизни… Я заставила его переспать со мной… в том положении, в котором он…
Лидия останавливается на полуслове и некоторое время сидит молча. Психиатр ждет, играя своей авторучкой.
— В конце концов он во всем признается. Я буду мучить его, и он обо всем расскажет мне…
Вальдек хмурит брови.
— В моем сне, — поспешно добавляет Лидия. — Я уверена, что следующей ночью он опять приснится мне и на этот раз признается в своем преступлении. Он расскажет о нем очень подробно.
— Вам от этого станет легче?
— Да.
— И тогда вы снова заставите его переспать с вами и это будет для вас приятно, да? — снова задает вопрос психиатр.
— Да. Особенно в самом конце.
— В самом конце? Что вы имеете в виду?
— Ну, когда я отрежу ему его мужской орган, — холодно поясняет Лидия.
Он настолько ослаб, что ему кажется, что его сердце уже не выдерживает.
Скоро оно просто перестанет биться — только и всего. Сразу, без всякого предупреждения.
Но тогда он по крайней мере перестанет мучиться.
Бенуа уже не чувствует своих рук: они очень сильно затекли.
А вот что он очень хорошо чувствует — так это боль в порезах на своем теле.
Холод ему больше почти не докучает: он впал в состояние гипотермии. Его мозг функционирует в каком-то замедленном режиме.
Похоже, что он и в самом деле умрет. Здесь, в этой гнусной дыре.
У него еще хватает сил на то, чтобы немного приподнять голову и посмотреть в сторону подвального окошка. Там, за этим грязным окошком, порхают проворные снежинки.
Затем он снова закрывает глаза и впадает в полусонное состояние. Это для него, конечно, опасно: он может заснуть и уже больше никогда не проснуться.
Бенуа пытается думать, пытается вспоминать.
Какой сегодня день? Восемнадцатое декабря. Суббота.
На него надели наручники в четверг вечером.
Ему становится немного легче на душе оттого, что он еще не потерял счет времени. Раз он все-таки ориентируется во времени — значит, не сошел с ума. Пока еще не сошел…
К счастью, у него не возникает потребности сходить по малой нужде, а не то ему пришлось бы помочиться прямо себе в штаны! Какое это было бы унижение!.. Чтобы возникла необходимость сходить по малой нужде, нужно сначала выпить жидкости… А у него во рту давно пересохло. Жажда — еще большее мучение, чем голод…
Он слышит какой-то шум, и это заставляет его приподнять отяжелевшие веки.