Процессия дошла до церкви, занесли гроб внутрь. Началась процедура отпевания. Потом гроб с телом усопшего понесли за городскую стену, на кладбище. Андрей периодически подменял мужиков, несших гроб.
Близкие простились с покойником, гроб опустили в могилу, засыпали землей и водрузили крест. Все направились в город.
Андрей, едва миновав городские ворота, повернул к торгу, однако его окликнули. Он обернулся: к нему подходила Полина.
– Ты что же, проводил батюшку в последний путь, а на поминки не придешь?
Андрей смутился:
– Я вроде не родственник, да и живым его не знал.
Но Полина взяла его под руку:
– Не по-христиански это, идем.
В голосе ее явно прозвучал укор. Надо идти, неудобно – женщина просит.
Дом оказался большим, одноэтажным, с прислугой. Столы были уже накрыты. Все уселись. Помянули лапшой с курицей, выпили, пирожков поели, как водится. Потом стали подходить к дочери, прощаться, выражая в словах соболезнование.
Андрей подошел последним: не родня все-таки, чего вперед вождя на броневик лезть? Он обнял Полину и поцеловал ее в щеку, как многие.
– Ты, Андрей, заходи иногда – просто так. Я ведь сирота теперь, одна-одинешенька осталась.
Выходит, мать она раньше потеряла, и сама не замужем, и деток нет. А теперь вот и отец…
– Буду, – пообещал Андрей.
– А ведь после убийства не зашел ни разу, – упрекнул его Полина.
– Прости.
Андрей пошел на торг, купил новую рубаху, восковых свечей, горшок под угли и горшок молока: надо было домовому угощение выставить, ведь, можно сказать, спас его.
Придя домой, он переоделся: в рубахе-то вольготней, да и не так жарко, как в камуфляже, – и уселся на лавку. Тяжелые думы одолевали его. Как-то служба его началась… уж очень кроваво. Третий день в Переяславле – и уже три трупа. Прямо палач кровавый, Малюта Скуратов! Хотя до Малюты ему далеко, он только через век появится; да и по убиенным им тоже не сравниться, у того руки не по локоть – по плечи в крови. А ведь у убитых родственники могут быть, дружки, как бы мстить не начали. А ну их всех к черту! Он на службе и дело свое исполнять должен ревностно, не привык он работать спустя рукава.
Солнце уже садилось, и в избе начало темнеть. Он разделся и улегся на топчан. Уже придремывать стал, как вдруг подскочил от внезапно осенившей его мысли и уселся на топчане. Грабитель раненый – что он ему про кубок сказал? Нет, не про кубок. Сначала про красоту и цену кубка. Потом Андрей спросил, кто его купит, но грабитель толком не ответил, что-то вроде того, что много ты знаешь. Стало быть, есть в городе скупщик, просто должен быть! Иначе – кому грабитель продал бы кубок, окажись он у него в руках? А Андрей с ним о боге! Надо было выпытывать, кто скупщик, куда веревочка вьется, след тянется. Ладно, будет чем заняться завтра. И еще беспокоило: как эта криминальная парочка дверь в избу открыла? Ведь она на деревянном запоре была! Тоже необходимо осмотреть с утра. Иначе он уйдет на службу, любой в дом зайдет, и кубок – тю-тю! С тем Андрей и уснул.