— Не мешайте, — сказал Вернер.
— Не могу, — сказал я.
— На работе я не общаюсь с живыми, — сказал Вернер, по-прежнему не оборачиваясь.
— Знаю, — сказал я, действительно зная, что дверь лаборатории Вернера всегда на замке. — Но это сильнее меня.
— Нельзя, — отрубил Вернер.
— Бывают случаи, когда в словаре нет слова «нельзя».
Вернер в белом халате наконец обернулся, очень похожий на парикмахера. Узкое лицо его еще более сузилось, почти достигнув двухмерности. Черная повязка на вытекшем левом глазу превратилась в рассекающую профиль диагональ. Эта повязка и треугольное тавро на щеке остались у него от лагерных дней в Штудгофе, куда загнал его Гейдрих.
— Покажите словарь, — сказал он.
Вместо ответа я положил на стол блистающий камешек величиною с орех.
— Что это? — спросил Вернер.
— Бриллиант, ограненный самой природой.
— Мне он не нужен.
— Вы ошибаетесь. Он нужен мне и вам (мы перебрасывались репликами, как шариком настольного тенниса), он нужен человечеству.
Кажется, я выиграл подачу: в глазах Вернера мелькнул тусклый огонек интереса.
— Нужно исследовать строение и физические свойства его кристаллической решетки, — пояснил я.
— Я уже давно оставил кристаллофизику, — сказал Вернер.
— Поскольку мне помнится, — отпарировал я, — тема вашей диссертации рассматривала кристаллизацию вещества в условиях сверхвысоких давлений.
— Не точная формулировка. Даже не болтовня первокурсника. Дремучее невежество.
— Если вы должным образом исследуете его кристаллическую решетку, — я ткнул пальцем в камешек на столе, — вы, может быть, увидите чудо. Если вы поймете его, то сделаете открытие, возможно даже более дерзкое, чем открытия Ньютона и Эйнштейна.
Вернер посмотрел на молодого Резерфорда. Казалось, портрет ободряюще подмигнул.
— Конкретно: направление исследования. Что предлагаете? — спросил Вернер.
— Что может предлагать дремучий невежда? Скажем, открыть новую науку, родную сестру кристаллофизики.
— Точнее?
— Биокристаллофизику.
Вернер еще более сузился. Сейчас он мог бы жить в двух измерениях.
— Вы думаете, это… живое? — недоверчиво спросил он, посмотрев камень на свет.
— Думаю. Может, оно было живым. И даже более — разумным.
— А вы не сошли с ума? Я только пожал плечами.
— А где же мы найдем средства для исследований? Здесь, к сожалению, это невозможно: воспротивится ученый совет института.
— Мы найдем противоядие. У меня есть еще камешки.
Я наскреб в кармане и рассыпал по столу горсть алмазных орешков поменьше, не повысив вернеровского любопытства ни на полградуса. Он только скользнул своим единственным глазом по рассыпанным хрусталикам и подождал разъяснений.