— Он же никого здесь не знает.
— Он все знает, даже номер твоего текущего счета у Плучека в банке. Ты что кашляешь?
— Поперхнулся. Завещание, между прочим, могут опротестовать.
— Кто?
— Флаймер.
— Примем меры.
Бар «Олимпик». Вечер
— Садись, Инесса. Угощаю. — Разоришься.
— Коффи еще подбросит. Ты что так дышишь?
— Попляши шесть-семь раз за вечер. Свалишься.
— Толстеешь, девочка.
— Не твоя забота. Что нового?
— Много нового. Джакомо Спинелли приказал долго жить.
— Ну да? А кто командует?
— Преемники по завещанию. Один из Мексики, другой наш, Коффи.
— Завещание подтверждено?
— Конечно. Только если Флаймер не взбесится. Поможешь?
— Десять процентов.
— С чего?
— С завещания.
— Глотай, да не заглатывай. Там до двадцати миллионов в английских фунтах.
— На полмиллиона поладим?
— Вот это другой разговор.
По телефону:
— Я вас не разбудил, Плучек?
— Разбудили, но я не в претензии. Видимо, дело важное.
— Ваш телефон не прослушивается?
— Кем?
— Конкурентами.
— Пока конкурентов прослушиваю я. Говорите.
— Есть новости.
— О дворцовом перевороте в королевстве Спинелли и о его завещании? Знаю.
— Интересно, от кого? Не секрет?
— Конечно, секрет. У меня свои источники информации. Я даже знаю, о чем вы хотите меня спросить. Спешу обрадовать. Как только завещание будет подтверждено юридически, банковские вклады Спинелли будут распределены между его преемниками. Кстати, откуда этот Монтец?
— Из Мексики.
— Почему именно он?
— Что-то связывало его с Джакомо.
— Ну, вам виднее. А что получу я?
— Монтец лично вынес товар. Это не просто богатство. Это сокровища, не имеющие цены.
— Все в мире имеет цену.
— А сколько может взять папа за роспись Сикстинской капеллы в Риме? Что стоит все лучшее в мировой живописи от Рафаэля до Гойи? Сколько вы заплатите за все бриллианты, которые известны по именам с большой буквы? А у нас таких бриллиантов сотни. Одна только выставка их соберет нам миллионы.
— Замолчите, Стон, а то я не засну.
Закусочная «Луковая подливка». Два дня спустя
— Ну вот я и нашел тебя, физик. Второй день торчу в этой дыре, благо она против твоего института. Непременно, думаю, забежит.
— Гвоздь? Зачем?
— Гвоздем я был, когда меня забивали. Теперь сам забиваю. А зачем, спрашиваешь? Не за тобой, не бойся. Тебя уже не ищут, дело прекращено.
— Тогда почему?
— Потому. Много камней вынес?
— Мы оба чемодана там бросили.
— Знаю. А в карманах?
— У Этты штук пять, да и у меня горсточка.
— Крупные?
— С лесной орех.
— Где хранишь?
— В кошельке. Вот. Все, что осталось.
— Осталось? Продал все-таки?
— Что вы! Разве их можно продать?
— А почему нет?