– В повседневном окружении – разумеется, нет. Но проблема в космологии. Они усовершенствовали модели истории своей звёздной системы и теперь подыскивают объяснения составу первичного облака.
– Они приняли как данность тридцать два атома с их свойствами, но не могут заставить себя примириться с их произвольными количествами в первичном облаке?
– Вот именно. Трудно точно воспроизвести их мотивации, но у них существует весьма строгая эстетика, диктующая, что можно принимать в качестве теории; противиться эстетике они почти физически неспособны. Попытайся они станцевать теорию, которая не войдёт в резонанс с нервной системой, оценивающей её на простоту, – и танец рассыплется. – Репетто секунду поразмыслил, потом указал на экран у себя за спиной, где как раз появился рой ламбертиан. – Вот и пример – вернёмся немного назад. Это группа астрономов, прекрасно осведомлённая обо всех небесных передвижениях планет относительно Солнца и занятая проверкой теории, которая пытается объяснить эти передвижения, исходя из предположения, что планета Ламберт неподвижна, а всё остальное вращается вокруг неё.
Мария внимательно рассматривала эти создания. Она затруднилась бы точно определить ритмику их сложных перемещений, но, когда рой начал рассыпаться, нарушение порядка было вполне очевидным.
– А теперь гелиоцентрическая версия – несколько лет спустя.
Танец вновь оказался слишком сложным для анализа, хотя казался более гармоничным, а немного времени спустя стал почти гипнотическим. Чёрные точки метались на фоне белого неба туда-сюда, оставляя следы на сетчатке. Вездесущий травяной луг внизу выглядел странноватым фоном для астрономических теорий. Ламбертиане, по-видимому, полностью принимали условия своего существования, в котором пастьба клещей оставалась пределом контроля над природой; оно для них было такой же утопией, как для элизиан – абсолютная свобода. Всё же им приходилось встречаться с хищниками. Многие умирали в молодости от болезней. Зато еда всегда была в изобилии: смоделировав свои популяционные циклы, ламбертиане научились гасить их колебания на самых ранних стадиях. И никакой «идеологической борьбы» из-за контроля над рождаемостью не состоялось, независимо от степени стремления отдельных существ к «естественности»: стоило моделированию популяций распространиться, как одни и те же меры принимали сообщества по всей планете. Культурное разнообразие у ламбертиан было невелико, а их поведение – куда более генетически детерминировано, чем у людей. Молодёжь рождалась самодостаточной, с менее пластичной нервной системой, чем у человеческих младенцев, и соответствующие гены обладали относительно малой вариативностью.