В панике Томас потянулся к шраму на предплечье. Стоило пальцам его коснуться, и эффект был мгновенным: мир появился снова. Томас посидел, некоторое время оставаясь в напряжении и выжидая, что ещё случится; но тёмно-зелёное пятно, различимое краешком глаза, по-прежнему было тенью от фонтана, а синее пространство вверху оставалось небом.
Томас съёжился на траве, поглаживая сморщенную кожу и негромко постанывая себе под нос. Ему казалось, что когда-то он избавлялся от шрама, а новая рана исцелилась без следа. Однако вот она, та же беловатая линия на прежнем месте. Только теперь она служила приметой его личности. Лицо, когда его удавалось найти в зеркалах, расположенных в доме, узнать не удавалось. Имя превратилось в бессмысленный набор звуков. Но всякий раз, когда ощущение самого себя начинало утрачиваться, стоило коснуться шрама, и он вспоминал всё, что было для него важно.
Он закрыл глаза.
Они с Анной танцевали в её квартире. От неё несло спиртным, духами и потом. Он был готов сделать ей предложение, чувствовал приближение этого мига и едва не задыхался от надежды и страха.
– Господи, ты прекрасна, – сказал Томас.
Приведи мою жизнь в порядок. Я без тебя ничто: осколки времени, слов, чувств. Надели меня смыслом. Верни целостность.
Анна ответила:
– Я сейчас попрошу тебя о чём-то, чего никогда прежде не просила. Весь день пыталась набраться храбрости.
– Проси что угодно.
Позволь понять тебя. Дай мне тебя склеить, соединить. Дай помочь тебе объясниться.
– У меня есть друг, у которого куча бабок. Почти двести тысяч марок. Ему нужно, чтобы кто-то…
Томас отшатнулся, потом ударил её по лицу. Ему казалось, что его предали, ранили, посмеялись над ним. Анна принялась колотить его по груди и лицу; некоторое время Томас просто стоял и терпел, потом схватил её за оба запястья. Анна перевела дыхание.
– Пусти меня.
– Извини.
– Тогда отпусти.
Томас не отпустил. Вместо этого он сказал:
– Я тебе не прачечная для отмывания денежек твоих друзей.
Анна жалостливо уставилась на него.
– Ой, да что я такого сделала? Задела твои моральные принципы? Я только спросила. Мог бы принести пользу. Забудь. Мне надо было знать, что это для тебя будет чересчур.
Томас подался лицом к её лицу.
– Где ты окажешься через десять лет? В тюрьме? На дне Эльбы?
– Пошёл на хер.
– Где, скажи?
– Можно представить судьбу и похуже, – получил он в ответ. – Например, изображать счастливую семью с банкиром не первой молодости.
Томас швырнул её о стену. Ноги Анны подкосились и, падая, она врезалась головой в кирпичную кладку.
Он присел рядом с ней, не веря себе. На затылке Анны зиял широкий пролом. Она ещё дышала. Томас похлопал её по щекам, попытался открыть глаза – они оказались закаченными под череп. Положение тела было почти сидячим, ноги раскинуты, голова свесилась вдоль стены. Вокруг расползалась лужа крови.