Слова сияния (Сандерсон) - страница 33
Стаи рыб метались неподалеку. Хотя глубины выглядели пустыми, пространство вокруг сантида кишело жизнью, так же, как и пространство под кораблем. Крошечные рыбки собирались под днищем судна. Они плавали между сантидом и кораблем, иногда поодиночке, иногда косяками. Неужели в этом заключалась причина, по которой сантид следовал за кораблем? Дело в рыбе?
Шаллан взглянула на сантида, и его глаз размером с человеческую голову повернулся к ней, фокусируясь, наблюдая. В этот момент она не ощущала холод, не чувствовала себя смущенной. Шаллан смотрела на мир, который, насколько ей было известно, не посещал ни один ученый.
Она моргнула, сохранив воспоминание о животном, запоминая его для дальнейших набросков.
Глава 2. Четвертый мост
Нашим первым ключом были паршенди. Уже за несколько недель до того, как бросить поиски гемсердец, они стали сражаться по-другому. После битв они задерживались на возвышенностях, как будто ожидая чего-то.
Из дневника Навани Холин, джесесес, 1174 г.
Дыхание.
Дыхание – это жизнь. Выдыхаемая понемногу обратно в мир. Каладин глубоко дышал с закрытыми глазами, и пока ничего больше не слышал. Его собственная жизнь. Вдох-выдох, до раскатов грома в груди.
Дыхание. Его собственный маленький шторм.
Дождь снаружи прекратился. Мостовик все сидел в темноте. Когда умирают короли и богатые светлоглазые, их тела не сжигают, как тела обычных людей. Их преобразуют в статуи из камня или металла, застывающие навеки.
Тела темноглазых сжигали. Они становились дымом и, словно сожженная молитва, поднимались к небесам и тому, что там ожидало.
Дыхание. Дыхание светлоглазых не отличалось от дыхания темноглазых. Оно не было ни более свежим, ни более свободным. Дыхание королей и рабов смешивалось, и люди вдыхали эту смесь снова и снова.
Каладин встал и открыл глаза. Он провел сверхшторм в темноте своей маленькой комнаты в новом бараке Четвертого моста. В одиночестве. Мостовик пошел к двери, но остановился и положил пальцы на плащ, который, как он знал, висел здесь, на крючке. В такой темноте он бы не смог различить ни глубокий синий цвет плаща, ни глиф Холина в виде знака Далинара на его спине.
Казалось, любая перемена в жизни Каладина была отмечена штормом. Этот оказался довольно мощным. Каладин распахнул дверь и вышел на свет свободным человеком.
Плащ он пока оставил.
Четвертый мост приветствовал его появление. По традиции в шторм они выходили помыться и побриться. Камень брил каждого по порядку, и очередь уже почти вся прошла. Большой рогоед тихонько напевал себе под нос, орудуя лезвием над лысеющей головой Дрехи. Воздух после дождя был влажным, и размытая яма для костра неподалеку осталась единственным напоминанием о рагу, которое они съели вчера вечером.