В две — три минуты один за другим были погашены прожекторы на мачтах и надстройке, и большой пароход погрузился в темноту. Стоя на люке и глядя на мостик, я видел, как поблескивал огонек сигареты, которую курил лоцман. С бака послышался металлический грохот выбираемой якорной цепи. Мы были готовы к отплытию. Я положил руку на наружное бревно и подумал: «Скоро мы будем предоставлены самим себе, мой маленький плот».
Частое позванивание пароходного колокола на носу корабля возвестило, что якорь уже поднят. Вспыхнули красный и зеленый ходовые огни, и пароход начал разворачиваться. Он взял курс на юг, в Кальяо.
Я поднялся по трапу на прогулочную палубу. Тедди, еще днем прибывшая на лайнер, была окружена пассажирами. Она представила меня им. Это были американцы со всех концов Соединенных Штатов, отдыхающие, бизнесмены, учителя и офицеры со своими семьями, направлявшиеся в военные миссии. Прошло немало времени, пока нам с Тедди удалось пробраться в столовую. Я был голоден — весь день мне было не до еды.
Обеденное время уже давно миновало, но стюард накрыл для нас стол и принес все горячие блюда, какие имелись на кухне. Дежурный повар просил передать нам, чтобы мы не стеснялись. Еще днем я сообщил помощнику капитана, что принадлежу к национальному профсоюзу моряков, члены которого находились на борту, и эта новость уже распространилась. Я знал, что на пути в Кальяо за Тедди и мной будут ухаживать, как за королями. Тедди сидела рядом со мной, и мы разговаривали, пока я ужинал. Затем мы вернулись на палубу и смешались с толпой пассажиров. Все казались взволнованными, и мне пришлось отвечать на бесконечные вопросы. Я был несколько смущен всеобщим вниманием. С первого взгляда можно было подумать, что эти люди передо мной преклонялись. Но скорей всего они попросту хотели выразить сочувствие человеку, которого считали ненормальным.
Путешествие в Кальяо длилось три дня, и какое чудесное это было время! Впервые с тех пор, как 7 января я прибыл в Южную Америку, я был свободен от забот и мог передохнуть. Я наслаждался бездельем, позировал для бесконечных фотолюбителей и время от времени беседовал с капитаном Тирни, морским ветераном. Мы толковали о картах, течениях и различных навигационных проблемах, с какими мне придется столкнуться во время моего далекого путешествия.
«Семь сестричек» тоже отдыхали. Привязанный поперек люка, прямо перед капитанским мостиком, плот смотрел на синие воды Тихого океана, как бы знакомясь с ними, между тем как ветер колыхал листья на крыше каюты и запевал в снастях старинную морскую песню. Казалось, плоту был по вкусу Тихий океан.