Советник, умиленно накручивающий на палец мягкий каштановый локон, почувствовал, как лежащая у него на колене ладошка жены напряглась.
– Погоди, – услышал он. – Но как же тогда Творимир? И убийца? Убийцу поймали?!
Лорд Мак-Лайон смешно свел брови домиком.
– Вот она, любовь! – скорбным голосом изрек он. – Едва вдовой не осталась, а все туда же? Где восторг, где объятия, где поцелуи? Вы разбили мне сердце, леди Мак-Лайон. Возможно, даже вдребезги…
Нэрис, не сдержавшись, прыснула.
– Я, наверное, еще не совсем поправилась, – с тихим вздохом сказала она. – Или не до конца проснулась. Знаешь, мне и сейчас кажется, что я еще сплю.
– Мне тоже, – отозвался советник. И вновь улыбнулся, поймав ее ласковый взгляд.
Леди прижалась к мужу еще тесней. А потом, поколебавшись, выдавила из себя:
– Творимир… мне очень жаль, милый.
– С чего бы? Наш увалень жив и даже относительно здоров.
– Как так?! – опешила Нэрис. Глаза ее разменялись по крупной монете. – Но брауни же клялся…
– Ваш брауни, как предполагалось, увидел не все. И хоронить кое-кого поторопился. Так ты об этом мне говорить не хотела, значит?
Леди, виновато опустив ресницы, кивнула. Лорд усмехнулся:
– В целом он, конечно, не соврал, пророк мохнатый… Да, зверь мертв. Но сам Творимир жив.
– А разве так бывает? – недоверчиво спросила она.
Ивар пожал плечами:
– Да черт его разберет. У русов же все шиворот-навыворот. Они лазейку найдут даже там, где норманн в камень лбом упрется! Так что и оборотни у них – не чета прочим, звериная личина с человеческой в них не срастается. По крайней мере, раз и навсегда. Да, если оборотень потеряет оберег, он станет просто зверем. Но если успеть до следующего рассвета, то ритуальный нож дело свое сделает. Животное будет убито, человек станет собой. Разве что обернуться уже больше никогда не сможет. Ну и привыкать долго будет, конечно: Вячко говорит, это как позвоночник из тела выдернуть. Вроде и ты, а вроде сам себе чужой. Руки-ноги не слушаются, краски из мира уходят… Пережившие своего зверя даже ходить и говорить не сразу начинают, заново всему учатся.
– А Творимир? Как он? Он здесь?
– Нет. У Химиша в порту отлеживается. Первые дни шевелиться толком не мог, а сейчас уже садиться пробует. Правда, так себе выходит, если честно. Зато он всех узнает и человеческую речь понимает – это, как мне объяснили, еще счастье.
– Бедный. Надо будет к нему съездить. Может, помочь смогу как-нибудь?
– Лежи уже, – добродушно сказал Ивар, взъерошив ей волосы на макушке. – Самой бы сначала выздороветь! А насчет Творимира не переживай. За ним там уход достойный, месяц отдохнет в покое, оклемается. В крайнем случае дома долечим. Не в первый раз.