По городу подколодной змеей поползло четверостишие самого начала двадцатых годов, о том, как советский полпред Красин в Раппало, разумеется, от имени Ленина наотрез отказался платить по царским долгам: «Смысл русской пословицы ясен — долг платежом красен! Что ж делать, однако, коль Красин платить не согласен?».
Тогда большевистский императив красного полпреда довел до полной прострации старушку Европу, уже начавшую потихоньку политкорректничать и идти на болезненные уступки. Буржуи, скрепя сердцем, заставили себя забыть о царских долгах. Но советским людям времен гайдаровских реформ все еще была чужда и политкорректность и христианская всевдоуступчивость. И никаких долгов обанкротившимся баловням судьбы они прощать не собирались.
Бандиты, работники правоохранительных органов, городские чиновники и новые русские требовали от Мокрова «все и сразу!». Остальные, а их было большинство, пусть и не сразу, но непременно все!
По началу генеральный директор «Родничка» пробовал отшутиться, удивленно разводил руками и даже клеймил наиболее зарвавшихся игроков самыми позорными кличками. Но с пониманием относилась к нему только любимая овчарка Соня. Мокров легко убеждал ее в том, о чем другие не хотели и слышать.
— Понимаешь, Соня, мы — не они, они — не мы! — кричал в ее лохматое ухо перепуганный крутым поворотом судьбы хозяин, по-видимому имея ввиду исчезнувшее руководство «Надежды-прим». — Ты че-нибудь вобче понимаешь? Я — ниче! Эх, Надежда Викторовна, Надежда Викторовна — козырная дама! А попросту блядь! Извини Соня, но по другому не скажешь! А все просто чокнулись! Представляешь, решили, что я — козырной валет! А я… ты че, спишь, сука?! Ишь пригрелась зверюга! Давай плати! А то скормят нас с тобой… золотым рыбкам! Как челоноков Астаховых! Забыла што ль?
Соня удивленно косила на него красным во тьме глазом. И Мокров с ужасом вспоминал, кому кого скормили в смутные годы на улице Сталеваров. И глаз Сони начинал казаться ему кровожадным, а сама она — потенциальным врагом.
А тем временем, пока удрученный всем происходящим господин Мокров общался с Соней, его «железная леди», Васса Железнова и тому подобное в одном лице, короче, дражайшая супруга, поехала проведать свою дочку Марусю и еенного мужа. Она понятия не имела ни о том, как высоко вознесся в глазах общественного мнения ее супруг, ни о недавнем его разговоре с дорогим зятьком, ни о том, почем на Руси обыкновенное русское чудо.
Поэтому, когда дверь открыл горячо нелюбимый ею зять, она, помощившись, сказала ему:
— Ну здравствуй, зятек! Как твое ничего?