Сулажин (Акунин) - страница 35
— Куда ехать, командир? — крикнул через открытое окно разбитной водила. — Давай ко мне, поддержи отечественное!
Из черной машины высунулся носатый брюнет. Качнул головой: садись.
Выберите один из вариантов продолжения
Я решил сесть к нахалу. Потому что нахалы удачливы, а удача сегодня мне была очень нужна.
— На Малую Дмитровку. Пятьсот. Без торговли.
— Хрен с тобой. Грузись.
Болтливый попутчик мне сейчас был ни к чему. Поэтому я прошел мимо «девятки» и сказал нерусскому человеку:
— На Петровку. Пятьсот.
Он молча кивнул, глядя в сторону.
Глава 3(3)
Пальцы у меня были холодные и дрожали. Поэтому я сказала:
— Давайте лучше поиграем в гляделки.
— Хорошо. Сядьте ровно. Расслабьтесь. Вообще забудьте, что у вас есть тело. Смотрите мне прямо в зрачки… Вот так.
Глаза Громова будто застыли. Они глядели прямо на меня, но, казалось, видели что-то совсем иное. Во всяком случае, никто и никогда не смотрел на меня с таким выражением.
Какие черные у него были зрачки. Будто две глубокие шахты. Или два тоннеля, про которые он говорил в гостиной. Что там, в них? Я невольно подалась вперед.
— Не надо так близко, — сказал Громов ровным, тихим голосом. — В самую душу никому заглядывать не следует. Можно провалиться и не вынырнуть.
— Это вы про любовь? Не беспокойтесь. Мне сейчас как-то не до романтики.
— Нет. Я про потерю автономности. Нельзя растворять свою душу в чужой, это самообман и преступление против себя. Душа, ставшая частицей другой души, перестает существовать.
Удивительно, но я очень хорошо поняла смысл этой туманной фразы. Я всегда это чувствовала, только не умела сформулировать. Если кто-то — муж, любовник, подруга — пытались снять последний эмоциональный барьер, я всегда отстранялась. Наверное, поэтому не могла никого полюбить. Боялась. И сейчас Громов объяснил мне природу этого страха.
— Я чувствую, что мы уже на одной волне, — сказал он. — Обычно это занимает намного больше времени. Если вообще удается. С вами легко. Кажется, обучение будет недолгим.
Его взгляд был ласковым, но без фамильярности. Приглашал к откровенности — и в то же время побуждал сохранять дистанцию.
— Вы к кому-нибудь обращаетесь на «ты»? — с любопытством спросила я. — Кто-нибудь, говорит вам «ты, Олежек» или «ты, Олежка»?
Глаза улыбнулись.
— Никто. Странно, что я об этом раньше не задумывался. С тех пор, как я порвал с прежней жизнью, вокруг нет людей, с которыми я был бы на «ты». С бывшими сослуживцами и знакомыми отношения я прекратил, нам не о чем разговаривать. Родственников у меня не осталось. На свете нет никого, с кем мне хотелось бы перейти на «ты». И это отлично. Мне нравится разговаривать на «вы». Если бы в мире все, абсолютно все были на «вы», жизнь стала бы намного лучше.