На выяснение всех этих подробностей и тонкостей ушло семь долгих местных дней. Разговор с варом меня чудовищно вымотал, чему поспособствовало еще и ослабленное состояние организма после болезни. Бедность разговорного языка (как следует изучить земной язык они так и не сумели, приходилось общаться на варском) сильно затрудняла взаимопонимание. Там, где я могла бы обойтись коротким предложением, приходилось строить сложные громоздкие конструкции из уточняющих слов, а зачастую — вовсе отклоняться от основной темы для долгого и пространного определения основных понятий. Подобные «лирические отступления» порой занимали часы. Так, например, на то, чтобы понять, как именно жили вары на своей прародине, я потратила целый день.
В конце концов варварская грамматика плащей в духе «моя твоя не понимать» перешла и на родной язык, и приходилось прилагать усилия, чтобы говорить нормально.
Все это время Ветров, отдать ему должное, показывал себя с лучшей стороны. Покидать мою комнату, правда, упрямо отказался, но в том состоянии, в каком я пребывала из-за переговоров, его присутствие или отсутствие меня не беспокоили совершенно. Главное, он не мешал работать, не язвил, не приставал с нравоучениями.
Только в первый день, когда я, вернувшись «домой», просто молча не раздеваясь рухнула в постель, растерялся и, кажется, обеспокоился. Правда, предложение помочь с переодеванием и душем тут же взбодрило меня, заставило встать на ноги и заверить Одержимого, что все не так плохо и вообще это мое нормальное состояние.
Я, конечно, лукавила, но самую малость. Так сильно переговоры выжимали меня довольно редко, но, пожалуй, именно в этом заключалась моя работа: суметь понять чуждый разум, найти пути к взаимопониманию, составить определенный комплекс базовых представлений и решить какие-то ключевые принципиальные вопросы. Любой ксенодипломат в первую очередь скорее ксенолог, изучающий чужие нравы и культуру, и только потом уже — дипломат.
Почему это направление и все мы относились именно к дипломатическому ведомству, а не к Институту ксенологии и познания разума?.. Наверное, просто потому, что для подробного изучения представителей другого разумного вида требовалось их согласие в той или иной форме, получение которого ложилось на наши плечи. Ну, или хотя бы отсутствие возражений в тех случаях, когда этот самый вид просто не понимал, чего мы от него хотим.