Она, как ей и полагалось по обычаю, одиноко стояла у порога. Маленькая слеза висела на ее слипшихся ресницах.
Но вот она одернула кофту, подошла к жениху, поклонилась ему и молча подала на тарелке платок.
– Правильно, – заметил голова.
Семен встал и в свою очередь молча поклонился Софье. Он взял с тарелки платок и заткнул за пояс рядом с бебутом.
Некоторое время жених и невеста не дыша стояли друг против друга. Наконец, она обхватила его за шею и прижалась губами к солдатской щеке, жесткой, как доска. Он неловко поцеловал ее в соленый глаз. Потом, обнявшись, они долго целовали друг другу руки.
Тем временем дивчата, собравшись с духом, запели страстными голосами:
Рано, раненько!
Ой, на гори новый двур,
А в том двуре змовины,
Там брат сестру змовляе,
Да змовляючи пытае:
– Кто тоби, сестра, мылейше?
– Мылий мини батенько.
– Се твоя, сестра, неправда,
Рано, раненько!
Каждое слово этой старинной песни нежно отдавалось в сердце Семена.
Он обнял Софью за талию. Как бы желая снять его руку, она схватила его за пальцы, осторожно крутила их и еще теснее прижимала к своему боку.
Они сидели рядом за столом, прямые, неподвижные, охваченные блаженным стыдом.
Малиновое солнце низко прокатилось по окнам и спряталось за далеким степным курганом с ветряком, точно вырезанным из черной бумаги.
– А ну, кавалер, давай теперь свою шаблю, – сказал голова, вытаскивая из ножен бебут Семена.
Услужливые руки дивчат тотчас прилепили к рукоятке принесенную матросом восковую свечу-тройчатку. По обычаю, ее следовало украсить васильками, калиною, колосьями. И хотя на дворе стоял месяц март, явились, как по волшебству, и васильки, и калина, и колосья – правда, сухие, но все же сохранившие свои сильные краски. Лето само вошло в хату.
Голова хозяйским глазом осмотрел дивчат.
– Требуется нам теперь добрая светилка.
На эту должность обыкновенно выбиралась девочка лет двенадцати – тринадцати и хорошенькая. Это было самое поэтическое лицо свадьбы – эмблема девичьей жизни.
– А ну, кто из вас подходящий?
Как только голова произнес это, Фрося вспыхнула до корней волос. Даже руки ее стали красные, как бурак. Сердце остановилось. Недаром же она целый день так хлопотала, старалась, била подметки и с плеч роняла платок.
Она уже давно тайно и страстно, мечтала хоть разок в жизни побывать на свадьбе светилкой.
Девочка изо всех сил прикусила губу. Ее рыжие брови поднялись. Глаза вытаращились. Зеленые и неподвижные, они с отчаянием смотрели на Ременюка, просясь в самую душу: «Возьмите мене, дядечка! Возьмите мене, дядечка!»
Голова посмотрел на девочку ужасным глазом и взял ее тремя пальцами за пунцовую щеку.