"?то идея, -- сказал Ардалiон . -- Я и сам там стрeльну. Пьет он , между прочим , как звeрь, Васька Перебродов . Спросите мою тетушку, ту, которая вышла за французскаго фермера, -- я вам разсказывал , -- очень живая особа, но несосвeтимо скупа. У нея около Феодосiи было имeнiе, мы там с Васькой весь погреб выпили в двадцатом году".
"А насчет Италiи еще поговорим , -- сказал я, улыбаясь, -- да-да, поговорим ". {110}
"У Германа золотое сердце", -- замeтила Лида. "Передай-ка мнe колбасу, дорогая", -- сказал я все с той же улыбкой.
Я тогда несовсeм понимал , что со мною творилось, -- но теперь понимаю: глухо, но буйно -- и вот : уже неудержимо -- вновь наростала во мнe страсть к моему двойнику. Первым дeлом это выразилось в том , что в Берлинe появилась для меня нeкая смутная точка, вокруг которой почти безсознательно, движимый невнятной силой, я начал замыкать круги. Густая синева почтоваго ящика, желтый толстошинный автомобиль со стилизованным черным орлом под рeшетчатым оконцем , почтальон с сумой на животe, идущiй по улицe медленно, с той особой медленностью, какая бывает в ухватках опытных рабочих , синiй, прищуренный марочный автомат у вокзала и даже лавка, гдe в конвертах с просвeтом заманчиво тeснятся аппетитно смeшанныя марки всeх стран , -- все вообще, связанное с почтой, стало оказывать на меня какое-то давленiе, какое-то неотразимое влiянiе. Однажды, помнится, почти как сомнамбул , я оказался в одном знакомом мнe переулкe, и вот уже близился к той смутной и притягательной точкe, которая стала срединой моего бытiя, -- но как раз спохватился, ушел , -- а через нeкоторое время, -- через нeсколько минут , а может быть через нeсколько дней, -- замeтил , что снова, но с другой стороны, вступил в тот переулок . Навстрeчу мнe с развальцем шли синiе почтальоны и на углу разбрелись кто куда. Я повернул , кусая заусеницы, -- я тряхнул головой, я еще противился. Главное: вeдь я знал , страстным {111} и безошибочным чутьем , что письмо для меня есть, что ждет оно моего востребованiя, -- и знал , что рано или поздно поддамся соблазну.
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА VII.
Во-первых : эпиграф , но не к этой главe, а так , вообще: литература это любовь к людям . Теперь продолжим .
В помeщенiи почтамта было темновато. У окошек стояло по два по три человeка, все больше женщины. В каждом окошкe, как тусклый портрет , виднeлось лицо чиновника. Вон там -- номер девятый. Я несразу рeшился... Подойдя сначала к столу посреди помeщенiя -- столу, раздeленному перегородками на конторки, я притворился перед самим собой, что мнe нужно кое-что написать, нашел в карманe старый счет и на оборотe принялся выводить первыя попавшiяся слова. Казенное перо непрiятно трещало, я совал его в дырку чернильницы, в черный плевок , по блeдному бювару, на который я облокотился, шли, так и сяк скрещиваясь, отпечатки невeдомых строк , -иррацiональный почерк , минус -почерк , -- что всегда напоминает мнe зеркало, -- минус на минус дает плюс . Мнe пришло в голову, что и Феликс нeкiй минус я, -- изумительной важности мысль, которую я напрасно, напрасно до конца не продумал . Между тeм худосочное перо в моей рукe писало такiя слова: Не надо, не хочу, хочу, {112} чухонец , хочу, не надо, ад . Я смял листок в кулакe, нетерпeливая толстая женщина протиснулась и схватила освободившееся перо, отбросив меня ударом каракулеваго крупа. Я вдруг оказался перед окошком номер девять. Большое лицо с блeдными усами вопросительно посмотрeло на меня. Шопотом я сказал пароль. Рука с черным чехольчиком на указательном пальцe протянула мнe цeлых три письма. Мнe кажется, все это произошло мгновенно, -- и через мгновенiе я уже шагал по улицe прижимая руку к груди. Дойдя до ближайшей скамьи, сeл и жадно распечатал письма.