Поначалу это воспринималось как приключение — пугающее, неприятное, но не более того. Затем им срезали пайки, затем еще раз, начался голод. Ближе к концу исчезли последние признаки порядка. Никто уже не соблюдал даже санитарных норм. Трупы умерших от истощения по нескольку дней лежали штабелями у ворот, ожидая приезда похоронных команд.
Приключение превратилось в бесконечный кошмар. Вскоре у ворот вывесили объявление о розыске Салли: она вдруг понадобилась Комитету государственной безопасности. Но заключенные, которые ее знали, заявили, что Салли Фаулер умерла, и, поскольку охрана редко заходила на территорию лагеря, Салли удалось избежать судьбы, постигшей других членов аристократических семей.
По мере того как в лагере становилось все хуже и хуже, Салли находила в себе все новые и новые силы, стараясь быть примером для остальных. В ней видели лидера, а Адам был у нее за премьер-министра. Если ей случалось заплакать, всем становилось страшно. Девушка двадцати одного года от роду со спутанными волосами и огрубевшими грязными руками, в изодранной перепачканной одежде даже не могла позволить себе забиться в угол и расплакаться. Ей оставалось только терпеть этот кошмар.
Иногда в кошмарную действительность проникали слухи — о том, например, что над черным куполом появились имперские боевые корабли, или о том, что заключенных уничтожат раньше, чем имперские войска пробьются в город. Салли улыбалась и делала вид, будто не верит, что это может произойти. Впрочем, только ли делала вид? Уже и сам кошмар казался ей чем-то выдуманным, ненастоящим…
А затем в лагерь прорвались десантники и впереди всех — высокий молодой офицер в залитой кровью форме и с рукой на перевязи, хотя, едва его увидев, Салли сразу догадалась, что ему случалось бывать при дворе. Кошмар закончился, и вроде бы пора проснуться. Ее отмыли, накормили, одели — почему же не кончается этот сон? Почему душа словно обложена толстыми слоями ваты?..
Ускорение вдавило ее в кресло. Тени в пассажирском салоне обрели резкие очертания. Рекруты с Нью-Чикаго прилипли к иллюминаторам и возбужденно затараторили. Должно быть, челнок уже вышел за пределы атмосферы.
Адам и Энни не сводят с нее настороженных глаз… До Нью-Чикаго ее слуги выглядели упитанными, даже полными. Теперь же — кожа да кости. Салли понимала, что они отдавали ей часть своих пайков, и тем не менее ей казалось, что испытание они перенесли легче.
«Так хочется расплакаться, но и этого я не могу, — думала она. — Даже вспоминая Дороти. Я так ждала, что вот сейчас придут и скажут, что ее нашли… Но нет. Исчезла, растворилась… как во сне…»