Борис Кауфман. Развод по-еврейски
История несостоявшегося развода моего хорошего приятеля, скрипача из симфонического оркестра Нюмки Шульмана, и смешна, и поучительна.
Близкими друзьями мы никогда не были, однако, когда в перерывах между гастролями Наум торчал в Москве, довольно часто поигрывали в карты в нашей постоянной компании – тогда вся Москва увлекалась канастой или преферансом, – вместе ходили в пивной бар Дома журналиста, где дружили с барменшей Тамарой, удивительно доброй женщиной. У нее, чего греха таить, мы редко, но бывало «столовались» в долг – она нам доверяла, а мы всегда аккуратно долги возвращали.
Мне нравилось бывать у Наума дома. В его патриархальной еврейской семье все, кроме сыновей, говорили по-русски с жутким еврейским акцентом, а дома – в основном на идиш. Все острили, посмеивались друг над другом, а мама Ребекка пекла вкуснейшие огромные пироги, булочки, маленькие пирожки с картошкой и капустой.
Я как-то раз в шутку спросил: что, Нюмка и Венька, младший брат Нюмки, где-нибудь специально брали уроки, отделываясь от акцента?
– Где уж – специально! – презрительно бросил кто-то из старших родственников. – Эти йолты[6] даже языка родного не знают, откуда акценту взяться, только матерятся по-еврейски – так пол-Москвы – пусть их мамам будет здоровье! – матерятся по-нашему.
Как-то в субботу я позвонил Нюмке с тайной надеждой часика через два-три составить пульку. Трубку подняла старая мудрая Ребекка Исаевна, прожившая крайне нелегкую жизнь.
Начало ее жизни было более чем благополучное: муж, известный инженер, занимавший крупный пост, достаток в семье, прелестные дети, но… В одночасье все рухнуло: арест мужа, конфискация имущества, отнята квартира – спасибо, не выслали.
Еле-еле она пристроилась уборщицей в маленьком заводском общежитии – единственное место, куда ее взяли на работу. Однако она смогла с двумя детьми выкарабкаться из крайней нужды: помогли родственники, друзья мужа и просто хорошие люди. Ребекка Исаевна рассказывала, как плакала, когда рабочие, жившие в общежитии, приносили ей билеты для детей на елку: «Ребка, тут это… вот эта… билеты в месткоме на елку давали, нашим вроде поздно, а твоим как раз, там и подарки!» Дарили ей на Восьмое марта духи, которые она потом потихоньку продавала, – денег на еду подчас не хватало. Ребекка говорила, что за все время работы там ни разу не слышала антисемитских выпадов, даже когда было «дело врачей», на нее смотрели скорее с сочувствием и добротой, а за глаза продолжали ласково называть «евреичка».
Надо отдать ей должное: старенькое двухэтажное заводское общежитие, совсем плохо выглядевшее снаружи, внутри блестело чистотой и аккуратностью, включая кухни и туалеты, – а их было по одному на каждом этаже! И еще она помогала родителям воспитывать детей.