— Твой сын вырос. Пусть и вдали от тебя, и очень быстро для тебя, но теперь он взрослый парень. Все осталось в прошлом.
— Если бы этого шамана можно было еще раз убить, я разорвал бы его на куски, — глухо обронил я.
— А я бы тебе помогла, любимый. — Лайсси уткнулась носом мне в шею и засопела.
Вот же орясина! Я вновь ощутил себя моложе ее. Прикольное состояние. Нагайна тянется к теплу, ей надо ощутить заботу и защиту. Нужно соответствовать, куда деваться. Да только смотреть через ее плечи приходится, встав на цыпочки. Я улыбнулся, подтолкнул нагайну, развернулся, и мы вошли в наши покои, где по стенам мягко теплились желтые огоньки освещения. Пастельных тонов спальня словно окутала уютом. Лайсси смущенно потопталась возле низкой кровати и спросила:
— Ты позволишь сегодня мне вести?
— Когда угодно, — с нежностью ответил я. — Для тебя я на все готов, солнышко.
— Тогда ничего не делай. — Нагайна тепло улыбнулась, подхватила меня на руки и бережно опустила на постель.
Предвкушение чего-то особенного наполнило меня, отозвавшись струнной дрожью в конечностях и вязкой негой внизу живота. Лайсси пробежала взглядом по моему лицу и прошептала:
— Хочу доставить тебе удовольствие, владыка моей души.
— Твои слова заставляют меня дрожать, солнце моей жизни. — Мой голос почему-то охрип, даже меня самого заворожив странным тембром. — Я хочу тебя, Лайэссия.
— Отдам тебе всю себя, — ответила нагайна.
— Хватит слов. — Я улыбнулся, обхватил ее за шею руками, притянул к себе, заставив наклониться, и жадно поцеловал, забыв обо всем — о мокрой одежде, о растрепанности и переживаниях. Сумрачное тепло мягким покровом разливалось по телу, следуя за прикосновениями Лайэссии. Оторвавшись от моих губ, нагайна пробежалась влажным дыханием по скуле и шее, заставив изогнуться и слегка застонать. Мурашки охватили все, что можно. А ее губы принялись наносить точечные удары, впуская в тело разряды удовольствия и вызывая волны дрожи. Я закрыл глаза, отдаваясь на волю змеи-искусительницы.
Безумие… Оно плавит тело, сминает плоть. Наслаждение переливается по телу, стекаясь туда, в эпицентр моего расплавленного «я». Нет разума, нет мыслей, нет оценки… Ничего нет.
Она играет мной, месит, как глину, плавит, как раскаленный металл. Она лепит из меня что-то, ведомое только ей. И я поддаюсь изменениям с готовностью воска, текущего под огнем свечи. Она понимает отблески моих желаний, заставляя стонать. Ее глаза смеются, довольные результатом. Она плавным змеиным движением скользит по мне, впивается в губы и жадно пьет дыхание. В голове уже ничего нет, кроме желания слиться, ощутить нашу страсть во всей ее полноте и жажде.