И некоторые другие города – тоже.
Да и некоторые страны, если вдуматься. Причем страны преимущественно христианские. Те, чьи государи с радостью раскошелятся, лишь бы видеть на оттоманском троне потомка христианнейшего рода Комнинов.
Ну или того, кто именует себя таким потомком. Какая, в самом деле, разница, была ли Танильдиз-султан из рода цезарей или это очередная сказочка для доверчивых простаков? Кровь – она у всех людей красная, и лишь невежды верят, что у некоторых царственных особ она и впрямь голубая.
А если шахзаде Яхья станет султаном Яхьей, кто усомнится в его истории? Кто осмелится возразить, когда говорит султан?
Разве что мать султана – но красавица Танильдиз мертва. Давно мертва…
В гареме у Яхьи и впрямь союзников нет, но разве не поддержали бы в свое время янычары шахзаде Мустафу, вознамерься тот выступить против отца? А улемов и имамов может привлечь само имя юного шахзаде, ведь память о праведнике Яхье, молочном брате Сулеймана Великолепного, еще жива в народе. В общем, нужно быть милым, нравиться и тем, и этим, обладать хорошо подвешенным языком, а там – как карта ляжет.
Милым шахзаде Яхья был. И с красноречием у него все было в порядке.
Он умел нравиться.
Плохие это мысли, строго сказала себе Махпейкер, глядя, как старый смотритель султанской сокровищницы (точнее – этой части султанской сокровищницы) с поклоном открывает дверь, приветствуя шумную компанию. Даже присутствие женщин не смутило полного старичка в полосатом халате и высоком тюрбане – наверное, за годы верной службы и не такого навидался. И мысли плохие, и чувства при этом… не очень.
За что она так взъелась на шахзаде Яхью? Почему уже решила, что он обязательно плохой человек – только из-за того, что далекую неведомую Геную устраивает скорее он, нежели Ахмед? Так ведь можно назвать сотню мерзавцев, готовых умереть и убить за право шахзаде Ахмеда воссесть на трон Блистательной Порты.
А еще больше мерзавцев жаждет посадить на трон Мустафу – то ли безумного, то ли нет, но главное не это. Главное – тот, чью тень отбрасывает всадник.
Опять мысли, которые лучше бы оставить где-нибудь и забыть, где именно!
У нее, Махпейкер, еще и детей-то нет, и неизвестно, будут ли, а она уже пытается определить, кто и как их в будущем соберется убить! Ну не глупость ли? Прямо как в той сказке про женщину, собравшуюся в погреб и во всех красках пережившую, как дочь ее вырастет, выйдет замуж, родится у них ребенок да и сломает шею, в этот самый погреб свалившись! Так муж ту женщину, помнится, хорошо вожжами отходил, и правильно сделал. Нечего голову всякой дребеденью забивать.