Не зря эту болезнь зовут гнилой лихорадкой. Она выедает человека изнутри, вытравляет его душу и навечно застывает в глазах обреченностью.
Женщина не помнила, сколько так простояла, молча глотая слезы, прежде чем вздрогнуть от чьего-то прикосновения. Лекарь. Эфенди Нарбани. Появился откуда-то неслышной тенью, смотрел участливо и понимающе, как могут смотреть только лекари, знающие, с каким недугом имеют дело, умеющие утешить и подбодрить. Он мягко взял ее руку в свою – было у него сейчас такое право.
– Не стоит так отчаиваться, моя госпожа, я много чего повидал и скажу: всегда есть надежда на спасение. Наш султан молод, а молодость никогда не сдается просто так, она борется до конца, потому что жизнь только начинается и смерти в начале пути тут нет места. Да, на все воля Аллаха, но все же будем надеяться, что Азраил на сей раз ошибется дверью, моя госпожа.
– Почему он так смотрит? – Женщина отчего-то пока не решалась подойти ближе. Не веря себе, она вдруг поняла, что просто боится это сделать. Боится ощутить дыхание смерти, услышать ее крадущиеся шаги, почувствовать на себе ее пронизывающий взгляд. О Аллах, пусть минует нас чаша сия!
– Я дал лекарство, оно уже должно подействовать. Главное сейчас – справиться с внутренним жаром, не дать ему разгореться, заполыхать в полную силу. Я лишь помогаю чем могу, а вся надежда на молодость нашего повелителя и его жажду жизни. И нужен здоровый, спокойный сон, это залог успеха. Думаю, мои снадобья помогут, они сделаны на основе макового молока. А дальше будем ждать, что возьмет верх – проклятая болезнь или наш повелитель и его стремление жить…
Женщина слушала, не сводя взгляда с лица Ахмеда. Показалось или что-то действительно в нем изменилось? В глазах появилось что-то осмысленное или это всего лишь отблеск свечей?
– Я пока с твоего позволения, госпожа, выйду к остальным, сообщу о состоянии нашего повелителя. Будем возносить молитвы и ждать. Однако, о высокочтимая хасеки-султан, повторюсь: надежда есть, но она все же мала. Слишком много времени прошло с тех пор, как недуг завладел телом повелителя. Слишком много…
Нарбани отправился к выходу, продолжая что-то бормотать себе под нос про кисмет, время и надежду. Но женщина уже толком не слушала. Главное было понятно: дверью Азраил не ошибся, пришел именно туда и именно к тому. Отчего-то знала она об этом точно.
Когда жестокая правда прорывается сквозь красивые слова, укореняется в мыслях, то нет больше сил думать ни о чем, кроме этой правды. Что ж, да будет так.
Сердце куда чаще выигрывает в своем знании правды, чем разум и даже душа.