– И я тоже… что не помню, то не знаю, – огорченно вздохнула Махпейкер. – Вот беда!
– В Персии с этим легче… – задумчиво констатировала ее подруга.
Потом они посмотрели друг на друга и захихикали. Хотя смешного ничего нет: их ведь в гёзде еще толком даже и не начинали готовить, вот сейчас объяснили кое-что наспех, а про другое и забыли.
Зато что в Персии наложница должна предстать перед своим властелином без единой нитки на теле, но даже после этого ее специальный евнух дополнительно обыскивает, дабы никуда кинжал не ухитрилась спрятать, – все девочки узнавали сразу, едва успев попасть в гарем. Наставницы всячески расписывали, какое это счастье, какая удача – попасть в Блистательную Порту, а не в полудикую Персию, где женщины пребывают у мужчин в подлинном рабстве. Велели благодарить судьбу и радоваться.
Девочки, конечно, благодарили и радовались, причем некоторые даже искренне: совсем еще несмышленые были. А в общем-то даже самым смышленым многое предстоит заучить, прежде чем они дослужатся до высокого звания наложниц султана. Или его наследника, если в «младшем гареме».
На все воля шахзаде, это правильно; но уж больно неожидан и скор оказался его выбор… Как бы не опозориться им… От этого ведь вся дальнейшая жизнь зависит.
Ничего. Самого шахзаде небось тоже не учили, как ему надлежит своих первых наложниц принимать. То есть самое необходимое он, конечно, знает, отрок ведь, не младенец; но весь этот гаремный церемониал во всей его томной утонченности – очень вряд ли. К тому же Ахмед, по всему судя, вообще не любитель церемониалов.
Оценит их как есть. А значит, будет восхищен и очарован, никуда не денется.
* * *
…Когда пришла весть о том, что шахзаде, во изменение своих прошлых слов, прислал какие-то новые распоряжения, они, все трое, были распростерты на мраморной плите посреди харарета, горячего зала: обессиленные после двухчасового пребывания в парной, истомленные, размятые опытными массажистками так, что, казалось, еще немного – и останется только киселем растечься. Лежали, глаза прикрыв, оттого и не заметили, как в зал вбежал евнух Ибрагим; поняли, что это он, когда стук деревянных колодок вдруг оказался заглушен слитным девчоночьим визгом, – малявки при виде Ибрагима заметались, как пичужки в сетях. Иные похватали простыни, а кому не досталось – бросились под скамьи и лежанки, попрятались за спины успевших закутаться подруг, за спину Сафие-султан…
Тут визг и смолк: даже самые младшие девчонки сообразили, что раз бабушка Сафие бесстрастна, значит, не произошло немыслимого, не ворвался в гаремную баню мужчина.