– Плохо ты знаешь Сафие-султан, если думаешь, что она по-настоящему гневаться будет, – покачала головой Махпейкер. – То есть гнев, наверно, сочтет нужным изобразить, и это будет… неприятно. Но от этого нас прикрывать не надо. Да ты и не сумеешь. А в остальном…
– В остальном она, конечно, все правильно поймет, – поддержала ее Башар. – Да уже и поняла, конечно. Давно. Еще вчера.
– То есть… – недоверчиво протянул шахзаде, – то есть ты думаешь, она все, что у нас случилось – вернее, не случилось! – предвидела заранее? Вы обе так думаете? – уточнил он.
– Ну, чтобы совсем точно предвидела, это вряд ли, – признала Махпейкер. – Но наверняка допускала, что может получиться именно так. А вообще мы, все трое, ее, пожалуй, подвели. Она, конечно, ожидала, что мы окажемся чуточку взрослее.
– О моей взрослости можешь не заботиться, – усмехнулся Ахмед. – А вот с вами что она сделает?
– Высечет, разумеется. – Махпейкер c чуть наигранной беззаботностью пожала плечами. – Своими руками, наставницам не доверит: мы – ее девочки!
Она поймала себя на том, что сейчас хвастается тем, чем, пожалуй, и не стоит. Но ведь и в самом деле не всяких служанок «бабушка Сафие» собственноручно наказывает, а только ближних, которые скорее воспитанницы, чем прислужницы!
– Мы трое, – уточнила Башар.
– Ну да, конечно, – поспешила подтвердить Махпейкер. – Я, она и Хадидже.
– Розгами?
– Ты еще скажи – плетью! Нет, тростью, конечно.
– Буковой? – с каким-то странным любопытством поинтересовался Ахмед. – По пяткам?
– Что мы тебе, провинившиеся янычары?! – возмутилась Башар. – По тому, по чему надо! И трость у нее, конечно, не буковая палка, а ротанговая лоза.
– Ага. Ясно.
– Что же такое тебе ясно, о господин наш и повелитель?
– Многое, – усмехнулся шахзаде. – Ротанг во дворце вот откуда: нам, мне и братьям, для занятий матраком регулярно завозят свежие палки, они ведь ломаются постоянно, иной раз за время состязаний по три деревянных клинка сменишь. И вот мне наставник-матракчи сообщил как-то раз, что самые тонкие из них служанка Сафие-султан забирает. Я все гадал, для чего: старухе воинскими искусствами заниматься точно не пристало! А это, оказывается, для вас. Юных, ближних, любимых.
– Для нас… – вздохнула Махпейкер. – Ничего страшного, бывает.
Ахмед вдруг звонко шлепнул ее по седалищу.
– Ты что?! – Девочка, змейкой провернувшись на покрывале, пнула его босой ногой в бок. Точнее, почти пнула: никто из них не смог понять, это она в последний миг догадалась промахнуться или он сместился с линии удара. Оба мысленно приписали заслугу себе.