— Слушай, Влад, я доктору звонил, так там Дуча кипиш устроил.
— Чего ему не лежится?
— Да говорит, вполне здоров, в бой рвется.
— Подожди. — Я задумался. «Вообще-то Дучино присутствие сейчас в масть. Будет ездить с пацанами, а то заблудятся еще где или в ловушку угодят. А Никита своими бальзамами да настойками быстренько приведет его в чувство». — Хорошо, — наконец произнес я, — забирай. Когда он уже у тебя в машине будет, позвони.
— Договорились. — Стас отключился.
— Скоро привезут одного паренька, там тебе, — я посмотрел на Никиту, — серьезно поколдовать нужно будет — ранения опасные.
— Сколько лет этому пареньку? — поинтересовался Никита.
— А что, это имеет значение? — удивился я.
— Естественно — то, что подойдет для лечения молодому, может пойти во вред старому.
— Чуть за сорок.
— Ха-ха, паренек! — не удержался Князь.
Я строго зыркнул в его сторону.
— Давай своего больного, я тут, зная тебя, много чего привез. А пока мы прохлаждаемся, ты расскажи, как вляпался в эту историю.
Я снова поведал все, теперь уже без утайки.
— Все понятно, за исключением одного, — выслушав, сказал дотошный Никита. — Ты сюда-то как попал?
Пришлось рассказать и это.
— Клофелин, — серьезно, несмотря на мои старания придать этой истории шутливый характер, изрек он.
— При виде сисек шеф с мозгами перестал дружить, — съязвил Князь и был удостоен моим суровым взглядом, но сразу этого не заметил и продолжил: — Ну-у… ты-ы… того… хоть успел… — И тут он посмотрел на меня и осекся.
Я украдкой взглянул на Тай. Она сидела, выпрямившись, словно штырь проглотила, ее щеки горели, глаза же метали молнии. Я поспешил отвести взгляд. И только сейчас до меня дошли слова Никиты.
— Е-е ма-е-е, — я хлопнул себя ладонью по лбу, — во лох, во дебил, а… Надо же так… Как мальчишку тупого сделали… Во пенек… — Я стал хохотать, продолжая лупить себя по лбу.
— Прекрати! — крикнула Тай и уже спокойно добавила: — Ума от этого не прибавится.
— Так, — хладнокровно произнес я, — планы меняются. Никите с ребятами и тем человеком, что я привезу, нужно будет взять одного человечка да поспрошать его о том о сем. Причем спрашивать так, чтобы молчать ему больно было. Вопрос: кто пастух в их стаде? И все остальные вопросы, к этому прилагающиеся.
— А этот не заговорит? — Никита повернул ко мне фотографию, на которой был снят садящийся в свою машину Паша.
— Этот? Этот не заговорит… И не потому, что не боится боли или еще чего-то. Он не заговорит по одной причине: он нас всех за быдло держит. Ему с такими, как мы, разговаривать в падлу. Его только кончать надо.