— Ты же видел, в каком она была состоянии, — возразил я ему. — Нет. Ничего нельзя было расспрашивать. Да я и не хотел. Пусть Лобанов завтра с ней поговорит.
Зоркальцев не стал возражать, продолжая осмотр. В записной книжке-календаре, которая лежала на столе, было помечено несколько фамилий. В том числе и моя. Моя была подчеркнута.
— Вы вчера заходили к Семену Алексеевичу? — спросил меня Зоркальцев, читая фамилии и поднимая голову.
— Заходил. И даже два раза, — сказал я, отходя к окну.
— Странно. Около вашей фамилии он поставил вопрос, — показал на книжку Зоркальцев. — Видимо, он что-то хотел у вас узнать. Или ему что-то было непонятно?
— Наверное, что-то было непонятно, — ответил я, поворачиваясь к нему. Подошел ближе к столу и взглянул на эту чертову книжку. Так и есть, пунктуальный Семен Алексеевич записал мою фамилию и рядом поставил большой знак вопроса. Милый, добрый человек. Он действительно хотел мне помочь и не забыл о том, что нужно позвонить банкиру. Я увидел, как от моей тянется длинная черта к другой фамилии — так и есть, Цфасман. Марк Александрович.
— И здесь есть черта, соединяющая вашу фамилию с фамилией Цфасмана, — показал мне на запись Зоркальцев.
— Может быть, вы говорили о нашей базе? — спросил Кислов, оборачиваясь к нам. Он как раз в это время вытаскивал книги из книжного шкафа.
— Нет, не помню, — быстро ответил я, снова отвернувшись. Ну не стану же я им рассказывать, как меня только что кинул этот банкир. Не хочет он давать деньги, ну и пусть ими подавится. Он ведь кинул не только меня одного, но и покойного Семена Алексеевича. Зачем я буду его память тревожить, выставлять его в таком виде? Он ведь деньги просил для лечения моего сына. А если узнают, что вообще просил деньги, то еще пойдут всякие разговоры. Формально он не имел права звонить банкиру, с которым у нас были деловые контакты, не должен был просить деньги. Это можно счесть завуалированной формой взятки. Вообще любая спонсорская помощь всегда подозрительна. Ну не объяснишь ведь каждому, что деньги нужны на святое дело.
— Секретарь дала нам список сотрудников, которые вчера к нему приходили, — продолжал Зоркальцев, — у него вчера вечером было несколько наших сотрудников.
— Сколько времени они беседовали? — спрашиваю я, уже примерно зная, каким будет его ответ, и заранее оттягивая тот вопрос, который я должен ему задать.
— Смотря кто. Некоторые задерживались, некоторые выходили сразу.
— Кто задерживался больше всех? — я обязан задать именно такой вопрос.
— Вы, — прямо отвечает Зоркальцев. Я успеваю заметить и взгляд Кислова. — Только вы заходили к нему два раза и оба раза задерживались больше чем на десять минут.