Секретарь вновь удалился, а я взял её за запястье:
– У меня будет к вам маленькая просьба.
– Просьба? – удивилась она. – Говорите, пожалуйста. Ради Феденьки я готова на всё.
– Многого я от вас не попрошу. Только одно: коли получите весточку с требованием выкупа, меня в известность поставьте, пожалуйста. Глядишь, по-иному всё сладится. И муж при вас останется, и разору не будет. Так оно лучше, как мне кажется.
– Лучше-то оно лучше, – задумчиво проговорила она. – А ну как проведает ирод, что я на сторону разболтала? Вдруг осерчает опосля? Так я ведь и Федюнюшку больше не увижу, – снова упала духом жена воеводы.
– Осерчает, – кивнул я. – Любой на его месте осерчал бы. Потому вы должны сделать всё так, чтобы ни одна собака не догадалась. Действуйте тишком, по уму. Есть у вас человек надёжный, на которого вы могли б положиться?
– Параська – бабка-шутиха. Надёжнее не бывает, – твёрдо сказала женщина.
– Вот пускай она чуть что и бежит ко мне. Меня сыскать не трудно будет.
– Думаете, получится? – метнула в меня взор незваная гостья.
– Получится, – уверенно заявил я.
Ну вот, он на месте. Иван спрыгнул с коня. Услужливые руки подхватили уздечку и повели лошадь к коновязи.
Дорога в Петербург заняла больше времени, чем он думал. К счастью, обошлось без лишних приключений: от встречи с лихими людьми Господь избавил, да и неприятных оказий тоже не приключилось. Разве что почти на окраине города Иван заслышал за собой резкий свист да гогот, но конь стрелой пронёс мимо нехорошего места, а там и застава показалась.
Светлые широкие прошпекты, мостовая, через которую пробивались пучки травы, торговые ряды с до хрипоты спорящими покупателями и продавцами, ряды «образцовых» мазанок, встречные кареты, пешеходы, вездесущие мальчишки, так и норовящие попасть под копыта. Елисеев остановился лишь у здания бывшей аптеки, в коей размещались и Тайная канцелярия, и подчинённый ей СМЕРШ.
На крыльце Ивана едва не сшиб пробкой вылетевший из дверей Мишка Барыкин. Он пробежал несколько шагов, а потом, извернувшись, плюхнулся на зад. Свидетели этой сцены не смогли сдержать ухмылок – уж больно потешно всё выглядело.
В руках у Барыкина находился свёрток, из которого доносилось собачье повизгивание и поскуливание. Лицо у Мишки было воскового цвета, в глазах застыл страх.
Дверь снова распахнулась. На пороге появился хмурый Васька Турицын. Увидев Ивана, он распростёр объятия:
– Ванька, бродяга! Где ж тебя столько носило?!
– Да вот… служба!
– Пойдём, всё расскажешь, – повёл за собой Турицын, на что Иван попытался возразить: