— Выходит, несознательные мужики, да? -догадался Федя.
Дядя Петя почему-то обиделся, сердито покашлял. Однако сказал:
— Ну, выходит, что так.
Опять ехали молча, только лошадиные копыта жирно чавкали в грязи. И опять были пустые поля, белые ветлы; дорога то сбегала в балку, то неохотно лезла в гору.
«Какая земля здоровущая, — думал Федя.- Идешь, идешь, едешь, едешь, и все конца-краю нету. А хорошо бы всю землю обшагать и везде все поглядеть: в каких домах люди живут, какие еще города бывают. И деревни. И звери тоже разные».
Тут прилетела сорока, села на ветлу, обсыпала иней и начала ругаться на отряд. Поругалась на одной ветле, на другую перелетела, и с нее иней обсыпала, и опять — ругаться.
«Вот чума, — подумал про сороку Федя. — У нее плохой характер».
В это время дядя Петя крикнул первой телеге:
— Михаил! Направо поворачивай! Во-во, точно! Первая телега, глубоко качнувшись, свернула на аллею, по бокам которой росли густые и темные деревья, за первой телегой — вторая, в ней Федя сидел.
Сразу перестало трясти, потому что под колесами был густой плотный слой желтых и красных, будто подпаленных листьев, и эти листья в одну секундочку налипли на все четыре колеса телеги. Посмотрел Федя вперед, и аж дыхание захолонуло: там, в конце дороги, стоял огромный дом красоты неописуемой — с белыми колоннами, с широкими окнами и статуями у высоких дверей. Весь он был легкий, будто не из камня сделан, а из тумана. Феде даже показалось, что дом этот не на земле стоит, а плывет по воздуху ему навстречу…
Дом все плыл и плыл, становясь огромней, выше, раздаваясь вширь. И тут Федя увидел, что во многих окнах выбиты стекла, а одна половинка парадной двери сорвана и висит на петле, жалобно поскрипывая. И услышал Федя возбужденные голоса людей» стук топора, услышал, как что-то падает и звенят стекла.
— Сад рубят, дьяволы! — зло сказал дядя Петя.- Дмитрий, действуй! Останови их. Всех мужиков сюда веди. Поговорим.
Отец и еще семь рабочих убежали в сад.
В это время из дверей дома вышел маленький мужичонка в тулупе до пят. Он в три погибели согнулся под рулоном толстой ковровой дорожки.
— А ну клади наземь! — крикнул дядя Петя. Мужичонка вздрогнул, уронил рулон, и рулон развернулся, покатился со ступенек, играя красками.
— Пошто лаешься? — испуганно спросил мужичонка.- Али сызнова хозяйское добро стеречь будете?
— Дурья ты голова, — рассердился дядя Петя.- Наше это добро теперь, народное!
Мужичонка вдруг завращал глазами, кадык метнулся под кожей худой шеи, и закричал мужичонка страшным, дурным голосом: