На верхней площадке лестницы я нахожу три маленькие деревянные двери. Я не хочу открывать эти двери и входить в комнаты, находящиеся за ними, но меня гонит вперед этот шепот. Первая дверь открывается со звоном: ручка, провернувшаяся в моих руках, открывает щеколду внутри. Мне не хочется думать о том, кто мог услышать этот звук, кто мог оказаться в этой комнате, повернуть голову на звон, и, как только я понимаю, что замок поддался, я толкаю дверь. Я вижу маленькую комнату, освещенную лунным светом, льющимся из узкого окна. Из-за плохого освещения я вижу только, что всю комнату занимает какой-то механизм. Сначала мне кажется, что это ткацкий станок: длинная приподнятая скамья и два больших вала с обоих ее концов и рычагом посередине. Подойдя поближе, я замечаю, что к скамье привязана женщина с руками над головой, страшно свернутой набок. Ее ноги, привязанные к нижнему концу скамьи, вывернуты так, что кажутся сломанными. Кто-то давил на рычаг снова и снова, чтобы вращались страшные валы, растягивая ее тело в разные стороны все больше. Ее плечи и локти вышли из суставов; бедра, колени и даже голени растерзаны на части. Ужас мучения исказил бледное лицо, но я все равно узнаю Анну Эскью. Я пячусь и вываливаюсь из этой пыточной и упираюсь спиной в другую дверь. Вторая комната оказывается пустой и тихой, и я сначала облегченно вздыхаю, но потом ощущаю отчетливый запах дыма. Дым сочится сквозь доски пола, и я чувствую, что они становятся все горячее. И вот, в соответствии со странными законами сна, я оказываюсь привязанной к столбу, стянутой по рукам и ногам так, что не могу двинуться. Становится все жарче, дым щиплет глаза и нос, и я начинаю кашлять. Дым попадает все глубже в горло. Потом я замечаю первые языки пламени меж досок, пытаюсь увернуться от них и закричать «нет!», но дым душит меня, я кашляю все сильнее и сильнее…
– Проснись! – говорит Нэн. – Просыпайся! Вот, попей, – и она вкладывает мне в руку бокал с элем.
Я цепляюсь за бокал дрожащими руками.
– Нэн! Нэн!
– Тише, ты уже не спишь. Ты в безопасности.
– Мне снилась Анна, – я до сих пор задыхаюсь, и мне кажется, что дым все еще жжет мою грудь изнутри.
– Господи, спаси и сохрани ее, – тут же отзывается сестра. – Что ты видела?
Ужасающая ясность кошмара понемногу ускользает от меня.
– Кажется, я видела ее… кажется, я видела ее на дыбе…
– В Ньюгейте нет дыбы, – тут же развеивает мои ужасы Нэн своей неизменной практичностью. – И она не простолюдинка, чтобы ее пытали на дыбе. К тому же женщин вообще не пытают, и она – дочь джентльмена. Ее отец служил королю, ее и пальцем никто не тронет. У тебя был просто кошмар, он ничего не значит.