Я не понимаю ее, не слышу.
– Что ты сказала? Кто арестован?
– Те фрейлины, которые являются вашими родственницами. Ваша сестра и ваши кузины.
– Зачем? – все еще не понимаю я. – По какому обвинению?
– Им еще не предъявляли обвинений. Их допрашивали всю ночь, они и сейчас еще в допросной. И к ним в комнаты отправили стражу, в их спальни, которые они делили с мужьями, и в ваших покоях, и забрали все их вещи и книги.
– Они ищут бумаги?
– Да, бумаги и книги, – подтверждает Анна. – И расследуют дело о ереси.
– Так Тайный совет обвиняет моих фрейлин, моих сестер в ереси?
Анна кивает с бесстрастным лицом. Между нами повисает напряженная тишина. Я чувствую, как у меня ослабевают колени, и я тихо опускаюсь на стул возле камина, где все еще горел огонь.
– Что я могу сделать?
Она так же напугана, как и я.
– Я не знаю, Ваше Величество. В вашей комнате больше нет бумаг? – Она бросает беглый взгляд на стол, за которым когда-то я с таким удовольствием работала.
– Больше нет. А у тебя?
– Эдвард забрал все, когда отбыл во Францию. Он предупредил меня, но тогда я не думала, что все может так обернуться. Да и он не думал, что все может быть так плохо. Если б он был здесь… Я написала ему, чтобы он ехал домой. Я сказала, что епископ Гардинер теперь верховенствует в Тайном совете и что сейчас всем угрожает опасность. Я сказала ему, что боюсь за себя и боюсь за вас.
– Всем угрожает опасность, – повторяю я.
– Ваше Величество, если они могут арестовать вашу родную сестру, то легко могут арестовать и любую из нас.
Я внезапно ощущаю подъем, меня наполняет злость.
– Так епископ имеет дерзость рекомендовать к аресту мою сестру, Нэн? Мою гофмейстерину? Жену сэра Уильяма Герберта?.. Принеси мне платье. Я оденусь и пойду к королю.
Анна поднимает руку, намереваясь меня остановить.
– Ваше Величество! Подумайте! Епископ не мог бы сделать это в одиночестве. За этим стоит король. Это он подписал ордер на арест вашей сестры, потому что такие вещи происходят только с его ведома. Возможно, даже по его требованию.
* * *
Я веду дам в часовню. Мы стараемся держаться, но двух служанок уже нет, а трех леди арестовали ночью, и двор чует запах страха, как свора гончих псов.
Мы опускаем головы и начинаем истово молиться. Мы искренне принимаем облатки и тихо шепчем «аминь». И этим мы показываем, что в наших глупых головках нет ни единой мысли о том, чем именно мы сейчас занимаемся и что нам дают: просвирку или плоть, хлеб или Бога. Мы перебираем четки, у меня на груди красуется крест. Принцесса Мария стоит на коленях рядом со мной, но ее платье даже краем не касается моего. С другой стороны от меня стоит принцесса Елизавета, и ее холодные пальцы обвивают мою дрожащую руку. Она не понимает, что происходит, но чувствует, что здесь что-то не так.