– Я в растерянности. Более того, я очень огорчен. Опасаюсь, как бы ваш проект не был чистой утопией.
– Может, и так, но даже в добром здравии приходится быть утопистом, чтобы находить силы жить, – сухо возразил Джош.
– Не спорю. Более того, отчаяние подталкивает к вере невесть во что.
– В таком случае отчаяние – самое полезное состояние для ученого.
– Не надо наглеть.
– Обнаглел не я, а опухоль в мозге женщины, которую я люблю.
– Вы осознаете, на что замахиваетесь?
– Пытаюсь осознать.
– Заметьте, это довольно элегантно – помогать человеку, который попал в положение вашей подруги, когда обречен ты сам.
– Вы больны? – поинтересовался Люк.
– Нет, всего лишь старею, но со временем вы поймете, что начиная с определенного возраста одно уже неотличимо от другого.
– Очень вас прошу, профессор, позвольте нам продолжать.
– Только не надо просьб! В науке нет места мольбам. Помолчите, дайте подумать.
Флинч раздавил подметкой мокасина сигарету и закурил новую.
– Да будет так! Раз таков ее выбор… Я говорю, конечно, о криогенизации. Что до остального, то, поскольку я понятия не имею о вашей возне в лаборатории и рассчитываю и впредь пребывать в неведении, как я могу этому противиться?
– Значит, договорились? – Джош поднял на него глаза, полные надежды.
– Сейчас я дам вам ценный совет. Не теряйте времени на вопросы, ответы на которые вам заранее известны.
Флинч повернулся к Люку, как будто тот вдруг заинтересовал его куда больше, чем Джош.
– Теперь о влиянии электроволн на опухоль. Что касается энцефалограмм, то я никогда не слыхал ни о чем подобном. Завтра я осторожно расспрошу об этом одного из моих лучших друзей-нейрологов. Бергеру ничего говорить не стану. А теперь, – продолжал Флинч, – я просил бы вас не превращать – по мере возможности – эти встречи среди полей в правило. Не то чтобы мне было неприятно ваше общество, просто, если так будет продолжаться, я окончательно превращусь в курильщика.
Он зашвырнул сигарету подальше и пригласил друзей в свою машину.
* * *
Начались ежедневные сеансы.
Как только Центр покидал последний из их коллег, Джош прыгал в машину Люка и мчался за Хоуп.
В лаборатории ее сразу сажали в кресло с откидывающейся спинкой, позаимствованное в комнате отдыха. Люк надевал ей на голову шлем, и начиналась запись, длившаяся ночь напролет. Хоуп часто засыпала. Тогда Люк записывал ее сновидения, думая, что потом, когда в кресло усядется Джош, все повторится… Он от всей души надеялся, что это произойдет очень нескоро.
* * *
В конце месяца Хоуп отказалась от предложенного Джошем контрольного сканирования. От электричества ей полегчало, возникло даже ощущение, будто приступы головной боли повторяются реже. Люк бессильно наблюдал за необратимым развитием опухоли, разраставшейся неделя за неделей; участки мозга Хоуп гасли на экране, как при аварии на электростанции ночью гаснет свет в одном квартале, потом в другом… С Джошем он об этом решил не говорить.