– Вряд ли священник будет так же циничен, как ты.
– Тогда месса! На нее не приглашают. Давайте ничего не говорить святому отцу, так лучше, а то с него станется удвоить порцию облаток. Не кривись, терпеть не могу, когда тебе изменяет чувство юмора. Итак, решено: скромная дружеская месса в ближайшее воскресенье. После этого мы побалуем себя славной пиццей.
Джош согласился, но все-таки наградил Люка испепеляющим взглядом, а тот в ответ просто пожал плечами. Он не чувствовал за собой никакой вины.
* * *
Вечером Хоуп так мутило, что она не могла даже близко подойти к кухне. Стоило им вернуться домой, пол стал уходить у нее из-под ног и буря не унималась.
Она устроилась в кресле у приоткрытого окна и заставила себя медленно вдыхать и выдыхать, чтобы не поддаваться панике, нараставшей по мере усиления качки.
Джош прикорнул на диване, и Хоуп не хотелось его будить. Она повисла на радиаторе и, как бывалый моряк, бросила вызов разбушевавшейся стихии.
Примерно через час Барт устал от устроенного им сеанса пытки. Хоуп собралась с духом, немного порозовела и нашла силы подняться и прилечь рядом с Джошем. Он открыл глаза и улыбнулся ей.
– У тебя такой вид, как будто ты…
– Совершила в бурю морской переход, – подсказала ему Хоуп.
– Шторм восемь баллов?
– Шесть, но мне и этого хватило.
Гордая Хоуп не желала признавать силу Барта, хотя знала, что шторм разгулялся даже не на восемь, а на все девять баллов.
Джош встал и пошел готовить ей отвар. Хоуп не питала никаких иллюзий относительно достоинств снадобья, прописанного специалистом по иглотерапии, но отвар на основе имбиря придавал хоть какие-то силы и, что самое ценное, укрощал головокружения.
Джош поставил чашку на низкий столик.
– Никак не пойму, как Люк умудрился сегодня позволить себе такую бестактность…
– В том, чтобы караулить смерть, нет ничего бестактного. Это как свирепая бессонница. Ты вдруг оказываешься посреди своей гостиной, не понимая, как ты сюда попал, и у тебя сердце выскакивает из груди; по твоей ноге течет струйка мочи, а ты ничего не можешь с этим поделать – так тебе страшно. Караулить смерть – значит ощутить себя сиротой во всех смыслах, известно же, что в конце концов каждый умирает в одиночку. иначе это был бы страшный эгоизм, верно? Каждый сражается по-своему, Люк бывает неуклюж, но он очень старается.
– Почему ты всегда за него заступаешься?
– Потому что я думаю о твоем будущем, и ничто меня при этом так не успокаивает, как ваша дружба.
* * *
Назавтра сеансы возобновились.
Неделя выдалась терпимой. Во вторник была мелкая рябь, какие-то четыре, ну, может, шесть баллов. В среду и четверг было два приступа головной боли. В пятницу внезапно сузилось поле зрения левого глаза, что повергло ее в панику, но через несколько часов ей значительно полегчало. Барт был горазд на выдумки, и Хоуп все время гадала, какой фокус он выкинет в следующий раз.