– Джош, – прошептала Хоуп еле слышно, – не смотри, не нужно, нам с тобой всегда хватало молчания.
Джош наклонился к Хоуп и поцеловал ее. Она приоткрыла бескровные губы.
– Джош, мне так повезло, что я познакомилась с тобой, – произнесла она с улыбкой.
Это были ее последние слова.
* * *
Следующим вечером к Джошу зашел Люк.
Тот сидел у окна в кресле Хоуп. Голые ветки вишневого дерева дотягивались до самого стекла.
Только еле слышно звучавшая песня Саймона и Гарфанкела скрашивала его одиночество.
Ужасно, когда любимый человек по-прежнему рядом, хотя его больше нет в живых.
Мелоди
15
Зрители толпились на ступеньках Симфони-холла, зарядивший дождь никого не отпугнул, все билеты были раскуплены.
Они съехались со всей Новой Англии: из Нью-Гемпшира, Нью-Йорка, Мэриленда, Род-Айленда и Коннектикута.
Билеты перепродавались втридорога из-под полы в нескольких метрах от входа.
Вот уже час веренице такси не было конца. Машины останавливались под навесом, выпускали пассажиров и отъезжали, негромко шурша шинами.
Наряды поражали изяществом, роскошью, чувственностью, некоторые – откровенной провокационностью. Дамы из высшего света щеголяли в последних моделях от Ирис Ван Херпен и Ноа Равив. Джон Твейн, модератор крупнейшего веб-сайта, спешил задать вопросы мэру и его супруге, шествовавшим через вестибюль.
Мелли Барнетт, спрятавшись от всей этой суеты, поправляла перед зеркалом свой скромный макияж. Костюмерша тем временем сооружала пучок из ее длинных волос.
Драгоценные мгновения тишины в артистической уборной помогали ей сосредоточиться. Она зажмурилась, положила пальцы на туалетный столик и беззвучно повторила изысканную увертюру «Молодых танцовщиц в вечернем свете». Исполнение произведения Жюля Маттона требовало виртуозного мастерства и незаурядного чутья. Мелли знала, что публика не простит ей ошибки. Пианистка ее уровня на каждом концерте подвергает себя опасности. Критики в пятом ряду, где сама лучшая акустика, как и истинные ценители, ждут, что она выложится, покажет, на что способна.
В дверь постучали. Джордж Рапопорт, музыкальный директор, застыл в дверном проеме, боясь ее потревожить. Он предупредил, что двери уже закрыты, все места в зале заняты.
Мелли посмотрела на электронные часы в углу зеркала.
– Занавес поднимется через несколько минут, – предупредил директор. – Ваша публика ждет.
Мелли отодвинула кресло и встала.
– Удивим их – начнем вовремя, – ответила она, позволяя костюмерше поправить последние складки на ее платье.
Она пошла впереди директора по коридору, ведущему на арьерсцену, и задержалась за кулисами, чтобы, послушав ропот зала, победить нервозность. Последние следы волнения улетучатся при первых аккордах, когда она окажется отрезана от мира и перестанет чувствовать устремленные на нее взоры. Всякий раз перед выходом на сцену Мелли спрашивала себя, почему выбрала эту профессию. Можно было бы совершенствоваться в фортепьянном искусстве в семейной тиши или ограничиться скромным кругом слушателей, которые не стали бы подкарауливать ее промахи, излишне вдохновенную синкопу, пропуск, а искренне восхищались бы ее мастерством. Но судьба распорядилась иначе, вернее, иначе распорядился ее отец: с самого ее детства он требовал, чтобы она была безупречна. Не совершенствовать дарованный жизнью талант было бы недостойно для девочки из семьи Барнетт.