Сделал глоток, отстранил кубок и плеснул немного жидкости в огонь, отчего пламя весело полыхнуло.
Глядя на огонь, Готлиб негромко проговорил:
— Я уже понял, что этот безродный урмянин намерен оттеснить меня в сторону и на захваченной у славян земле самому стать конунгом.
— Но это невероятно — конунги избраны богами. Безродный бродяга не может стать королем. Такого еще не было. Да этого не позволят и другие конунги, — возмущенно проговорил Харальд.
— Но на этот раз у безродного бродяги, волей случая вставшего во главе войска из нескольких тысяч человек, есть все шансы. С двумя сотнями кораблей, набитых отъявленными головорезами, можно захватить любую страну и объявить себя ее правителем. И никто не сможет стать ему помехой, потому что завоеванная земля принадлежит тому, кто ее завоевал, — рассудительно проговорил Готлиб.
— Надо все же потребовать, чтобы урмянин уступил тебе главенство над войском.
— Как? — спросил Готлиб. — Как, с двумя десятками воинов, имея только потрепанный корабль, требовать от предводителя шеститысячного войска уступить главенство над войском? Ты знаешь ответ? Я не знаю.
— Но ты не можешь же уступить ему! — сказал Харальд.
— Не могу.
— Убить его?
— Пока нет.
— Но что же делать?
— Ждать.
— Но сколько ждать? Как я вижу, он и не собирается идти на Словенск.
— Он пойдет на Словенск. И скоро. Он не может долго ждать. Эти люди признают его своим вождем до тех пор, пока они думают, что он знает дорогу к добыче. Слова соблазняют людей. Но время слов быстро проходит, поэтому он должен действовать без промедления, иначе эти люди начнут искать нового вождя, — сказал Готлиб.
— Значит, к тебе уйдут?
— Больше не к кому. Урмянин, если он и в самом деле тот, кем пытается себя представить, должен знать это, потому, я думаю, что он не станет засиживаться здесь. Скоро он поведет войско в поход.
— Убить его надо, пока не стало поздно, — сказал Харальд.
— Нет, именно сейчас нельзя его трогать. Пока люди ему верят, он неприкосновенен, и всякий, кто поднимает на него руку, погибнет, — сказал Готлиб.
— Если он победит, дальше может стать еще хуже, — сказал Харальд.
Готлиб усмехнулся:
— Он может погибнуть в сражении. Это, во-первых. Потом — люди по своей природе жадны и завистливы. Они не любят, когда такой же, как они, становится выше их. Когда человек, такой же, как они, поднимается над толпой, каждый задает вопрос — почему именно он? Почему человек, ничем не отличающийся от других, вдруг становится выше их? Каждый думает — я ничем не хуже. Значит, и я имею право. Но вся проблема, как раз в том, что права он не имеет, потому что он глуп и ленив. Не понимая истинных причин своего неуспеха, человек начинает искать объяснения. Люди склонны к простым объяснениям непонятных им вещей. Поэтому они объясняют успех другого коварством и интригой. Люди склонны оправдывать себя. Поэтому объяснение успеха другого использованием низменных приемов, дурных сторон характера, поднимает их самооценку. Но зависть остается. Так что, как только урмянин объявит себя конунгом, у него тут же появится много недоброжелателей. И особенно много появится среди тех, кого он считает своими друзьями, тех, кому он безоговорочно доверяет. Они предадут его. Это только вопрос времени. Это, во-вторых. А в-третьих, — с течением времени обязательно представится удобный случай, чтобы все обернуть в свою пользу.