– Весь город об этом судачит. Он же женатый, полон дом детей.
– Да, он женат, и у него пятеро детей. Верно. Зато он не читает девушке нотаций. Хочу поговорить с тобой, как с другом, Мишенька… Да, он старше меня, у него дети, которых он бросит ради меня. Все меня осудят… И не люблю я его ни капельки. Что ты мне посоветуешь, Миша. Идти за него замуж или нет? Вопрос не простой, подумай.
– Иди. Чего тут спрашивать.
– Вот девушка так и рассуждает. Выйди она замуж, – а ей пора, ох пора! – выйди за какого–нибудь папенького сыночка вроде тебя – и что? Стирай ему грязные носки, готовь котлеты и в награду выслушивай, какой он умный и гениальный. Потом родится ребеночек… Начнутся пеленки, детский садик, болезни. А если девушка еще хочет потанцевать, посмеяться и погулять? Если у ней томление в крови и радужные планы? Теперь второй вариант – Эрнст Львович. Девушка ликует и плачет от счастья. Никаких забот, ужины только в ресторане, тряпок любых – вагон, деньжищ – три сберкнижки, при желании – дача на Черном море… Допустим, мне надоедает конфетная действительность. В одно прекрасное утро я просыпаюсь и с приятной улыбкой говорю, – смотри, Миша, – говорю: «Любимый Эрнст. Так как ты не скульптор, а портной, то жизнь с тобой стала для меня духовно невыносимый. Поцелуй девочку крепко последний разочек и помоги ей собрать чемоданы. Адью! Я возвращаюсь к маме, богатая и очень молодая…» Ну как?
– Ты все это несерьезно!
– Осуждаешь?
Миша не мог ее осуждать сейчас, он мог ее не понимать, злиться на нее, безумствовать, но не осуждать. Осуждение предполагает самоуважение, а он себя презирал. Он сказал:
– Не верю. Это называется – бесстыдная торговля своим телом. Ты на это не способна.
– Миша, опять!
– Ты сама спросила у меня совета. Я тебе его дал.
– Какой?
– Не бросай меня, и мы будем счастливы вдвоем. Я сам постираю носки и пеленки.
– Правда?
– Честное слово!
– Ну, тогда ладно. Тогда подумаю.
Светка хотела еще что–то сказать возлюбленному, как–то его подбодрить, но увидела необычайную картину и ахнула.
– Что? – Мишка проследил за направлением ее взгляда. По опустевшему тротуару шли двое: впереди
понурый, с нелепо дергающейся головой молодой мужчина, а позади милицейский сержант.
– Ну и что, – удивился Мишка, – чего ты испугалась? Поймали какого–то алкаша. Сейчас будут его протрезвлять. Очень гуманно.
– Какого алкаша, дурак. Это Вика Карнаухов, брат Егора. Старший.
Света кошкой сиганула на тротуар, милиционер загородил от нее арестованного.
– Вика, Вика! За что тебя забрали?
Мужчина поднял голову, усилием воли укрепил покачивающуюся шею. Он узнал Свету Дорошевич, лицо его выразило разочарование и смущение.