– Натали, – сказал он. – У меня времени в обрез, а ты, я вижу, какая–то непричесанная и в халате. Родители дома?
– В школе.
– Ладно. Официальная часть переносится. Я полежу у тебя тут на диванчике, пока ты переоденешься. Подремлю. – Говоря это, он уже укладывался на диван, подбивал себе под голову подушку, осторожно вытягивал ноги, наконец обосновался и блаженно закрыл глаза. Он почувствовал, как тело его, источая принесенный жар, зудит и вибрирует каждой клеткой, страшной силы колокола начинают разрывать и растягивать ушные перепонки. Несколько секунд он спал, отброшенный во мглу веков.
– Очень мило, – Наташин голос вынес его обратно. – Где–то пропьянствовал, прогулял четыре дня… явился не запылился и уснул. Я должна быть, видимо, счастлива. Вернулся добрый рыцарь мой. Не пропал без вести.
– Мы на четверг договаривались, на сегодня.
– Договаривались? Сам с собой ты договаривался… Геночка, ты не болен?
Афиногену в его раскаленном состоянии казалось странным, почему она не собирается, почему уселась посреди комнаты и отнимает у него последние силы своим уютным голосом, ему казалось сейчас, что они оба давно все обговорили и решили: больше между ними ничего не стоит. Болен ли он? Да, разумеется, болен, потому и лежит на диване и не бросается в ее объятия, не целует прекрасное лицо, не припадает к круглым, прохладным коленям.
– Да, я болен, – сказал Афиноген. – Меня из больницы еле отпустили. На два часа. В загс и обратно – бегом. Не вернусь вовремя – расстрел.
Наташа Гарова не стала изображать тревоги, которой не испытывала.
– Эти ужасные тапочки, значит, из больницы? А что с тобой случилось? Грипп?
Афиноген заранее обдумал ответ на этот вопрос. Только на этот. Других вопросов он не ждал.
– На обследование положили, Ната… Подозревают – печень не в порядке… Побоишься стать женой инвалида?
– Это серьезно? Печень?
Наташа примостилась на краешке дивана у него в ногах.
– Иди ближе.
Она вздохнула и покорно пересела ближе.
– Геночка, это серьезно?
Он погладил ее пальчики, провел ладонью по худеньким теплым плечам.
– Наклонись, Ната!
Она слушалась его, безропотная. Афиноген стал целовать ее щеки, нос, лоб легкими поцелуями, и с поцелуями от ее лица струилась к нему живительная ровная прохлада.
– Где больно, где? Покажи?
Он догнал ее ищущую руку и стиснул.
– Одевайся, Наташа. У нас мало времени. Принеси мне воды…
Воды! Вот чего он хотел. Единственно воды. Никаких свадеб, никаких хлопот – глоток воды, и можно будет снова уснуть. Еще бы на мгновение уснуть! Желтая обивка дивана раздражала зрение. На стенах, на шкафу, в зеркале серванта отражалось коварное солнце, которое бушевало за окном. Неужели придется опять идти на улицу? Невероятно. Это никому не по плечу. Какую глупость он затеял. Далеко в палате дремлют в ожидании обеда Гриша Воскобойник и Ки– сунов. Он мог быть там, с ними. Кисунов рассказал бы про Германию. Интересно. Как интересно! В водах Рейна плавают толстые карпы, похожие на федулин– ских милиционеров… Наташа, дочитала ты книгу про путешествия? Хорошо бродить по горам, сидеть у костра и угощать снежного человека сигаретой «Столичные». Скучно жить без снежных людей? Неужели их пет на свете? А летающих тарелок? Ничего такого нет? Но позвольте, что же тогда останется. Эта комната с желтым диваном?..