– Всех пора на смену. Пора! Засиделись наши стариканы в теплых креслах. О чем может идти речь, если из директора песок сыплется. Если само слово «перемены» его бросает в дрожь… Вы все правильно говорите, юноша, у вас ясная голова, но никто вас не услышит. Они глухи.
– Кто? – испугался Афиноген.
– А вот… – И Федоровский повел рукой по стенам и затем, округлив глаза до беспамятства, ткнул перстом в потолок.
– Так уж все сразу? – усомнился Афиноген Данилов, Пылкий экстремист добродушно кивнул, взор его излучал колоссальную энергию; но он не выдержал роли до конца и расхохотался с раскатами и переливами, словно прогрохотал в столовой ранний весенний гром. «Разыграл, гад, – понял Данилов, – Пошутил надо мной, над балбесом».
Афиноген тогда не обиделся. Что–то постепенно потухало в нем; и вот сейчас он покорно съежился на скамеечке.
Афиноген рассказывал мне, что пошел учиться на экономиста, уверовав в реальную связь между жизненным уровнем людей и их духовным совершенством. Он предполагал, что чем лучше люди живут, тем лучше они становятся, во всяком случае должны становиться.
– Это не скучно, – уверял Афиноген. – Потому что необходимо. Экономика, если угодно, как история, соизмеряет поэзию и реальный факт… Количество буханок хлеба на душу человека она соотносит с его любовью к изящной словесности и искусству. Если экономикой будут заниматься люди с душами торгашей, произойдет непоправимый перекос в сторону буханок хлеба и джинсовых костюмов. Расчет превратится в плетку из цифр и инструкций, которой будут сбивать пыль с ушей у таких, как мы с тобой.
Выскочил из дверей здания озабоченный Семен Фролкин, за ним степенно вышел Сергей Никоненко. «Чудно, – отметил Афиноген, – один бежит, другой шагает, а идут рядышком и даже спорят».
Коллеги заметили Афиногена, приблизились. Сергей посмотрел в сторону, брезгливо, как человек, вынужденный решать мировые проблемы из–за нехватки времени на бегу.
– Как поживает телекинез? – спросил у него Афиноген. – Почем нынче летающие тарелки?
Сергей оторвался от своих мыслей.
– Эх, Гена, – заметил он сочувственно, – ты хотел пошутить, а сморозил чушь. А ведь я тебя уважаю. В твоей пустой башке изредка бывают просветления.
Поэтому даю совет: никогда не трепи языком ради красного словца. Экономь время. Постарайся понять, когда я тебе говорю.
– Страшная все же дыра – Федулинск, – пожаловался Фролкин. – Негде для ребенка купить свежего творога. Нету нигде, представляете. Утром еще на рынке бывает, а потом – все. Нигде нету.
Никоненко скривился, будто хлебнул купороса.