— Вы правы, — дружелюбно заметила она. — По правде, я ничего не понимаю… и плохо помню, что случилось, — сымпровизировала она, излучая глазами только растерянность.
— Чего ты не помнишь? — недоверчиво уточнила Шексан, вдруг вмешавшись в разговор.
— Многого. Я даже не могу вспомнить своего имени, — пожаловалась Асхелека в ответ на подозрительный взгляд шаггитеррианки, моргая немного чаще, чем обычно.
— Сейчас мы тебе всё объясним, — улыбаясь так же дружелюбно, пообещала шаггитеррианка, но теперь в её улыбке, слегка кривоватой на одну сторону, ей почудилась угроза.
Тхорн.
Профессор кипятился, размахивая руками. Если бы не безграничная усталость, Тхорн бы проявил терпение, оценив искреннее желание помочь, глубокую порядочность и беспокойство Цесина об Асхелеке. Но проблема заключалась в том, что к тому послеобеденному времени, когда он объявил своим последним пассажирам о необходимости покинуть корабль и Шаггитерру, его нервы уже капитально сдавали от изматывающей неизвестности. Каждая минута вдали от Асхелеки, когда она была в опасности, а он не мог её спасти, жгла его изнутри, словно кто-то пытал его на медленном огне. И все силы уходили на сопротивление этой боли.
— Мы никуда не полетим, — категорично заявлял эс-Эммар, держа спину прямо, чтобы казаться не таким щуплым рядом с Тхорном, возвышающимся над ним на целую голову. За спиной профессора стояла такая же прямая, как стена, Микея, с таким же упрямым выражением лица и воинственным оттенком эмоций. Супруги эс-Эммар, которые жили на его корабле последние недели, сблизились с Асхелекой, которая всё это время училась у них и дружила с Микеей. Он сам пару раз давал слабину, выходя из образа командира, чтобы дружески пообщаться с Цесином. И вот его настигала расплата — пользуясь дружеским расположением, его подопечные совершенно отбились от рук и уже не боялись с ним спорить.
— Мы тоже вправе переживать, Тхорн. Мы просто хотим помочь, — пробормотала горианка, но тут же смешалась, пугаясь его прямого взгляда. И почему-то именно этот её испуг оказался каплей, переполнившей чашу его терпения.
— Довольно этих глупостей! — заорал он, срываясь — так, что Цесин вздрогнул, а Микея спряталась за спину мужа. — Я не желаю слышать больше ни одного возражения. Ни. Единого. Вашего. Дурацкого. Возражения! Мне хватило вашего появления, Цесин, в городе перед сражением! Между прочим, без разрешения, в нарушение всех приказов! Надо было под арест вас посадить за такое дня на три, — продолжал греметь Тхорн. — Немедленно собирать вещи и чтоб духу вашего не было на Шаггитерре завтра утром! Вы ничем — ясно? — ничем не можете помочь! Так хотя бы не болтайтесь у меня под ногами!