— А если не удастся?
— Тогда и в самом деле придется стать тут королем.
— Те, кто здесь до нас были, говорят, что здесь народ злой, воинственный. Вряд ли он нас будет терпеть. Легче их убить, чем стать их королями. Так что лучше пограбить, а для королевства поискать племена посмирнее.
— Народ везде одинаков — кто имеет силу, тот им правит. А тех, кто нам не покорится, мы убьем, — сказал Готлиб.
Харальд накинул на плечи конунга шкуру.
— Конунг, прикройся шкурой от воды. Когда удача лежит у твоих ног, лучше тебе не болеть, — сказал Харальд.
Готлиб укутался в шкуру, показал рукой на луч, упавший из прогалины между истерзанных ветром туч, и сказал:
— Смотри, буря скоро стихнет!
— Скоро стихнет, — сказал Харальд.
— Тогда сразу идем на Словенгард! — сказал Готлиб.
— Однако буря сильно разбросала наши корабли, — заметил Харальд.
— Это не беда. По пути соберем корабли, — сказал Готлиб.
— А не соберем?
— Тогда нападем теми силами, что у нас есть.
— Нас мало, возьмем ли мы крепость? — спросил Харальд.
— Возьмем — там нас не ждут, — сказал Готлиб. — Сейчас их можно взять голыми руками.
Солнечный зайчик скользнул по золотистой стене и упал на лицо Медвежьей лапе.
Зайчик был теплый. Приятным прикосновением он разбудил в голове Медвежьей лапы что-то далекое и приятное: ему показалось, что его каким-то волшебством перенесло во времена, когда он был пухлым мальчишкой, которого мать ласково называла медвежонком.
По щеке боярина скользнула горячая слеза. Нет ничего этого: давно прошло то время; и люди, которые любили его и которых он любил, ушли по вечной дороге предков; и он стал стар, и, может быть, недалеко время, когда и он сам уйдет в дальний путь по дороге предков.
Боярин смахнул слезу и сел.
От быстрого движения пронзило острой болью грудь, так, что замерло сердце, и закружилась голова, и склонился было боярин назад, к мягкой подушке, но выпрямился — негоже старому воину поддаваться слабости!
Словно испугавшись его мысли, слабость тут же ушла. Почувствовав, что силы вернулись, боярин поднялся и подошел к окну.
Под окном тихо шелестел листьями сад. Сладко пахло медом и яблоками. В саду завершал любовную песню усталый соловей.
«Заигрался, баловник», — подумал боярин.
Скрипнула тяжелая дубовая дверь, и боярин повернулся.
— О боги! — воскликнула просунувшая в щель красивое лицо женщина.
У молодой женщины высокий лоб, светло-серые глаза, черные брови — греческой краской подводила. Как полагается приличной замужней женщине, волосы прибраны под белый платок, завязанный на затылке.
Женщина протиснулась в комнату.