И тогда Ла Вей задумчиво посмотрел на свою сестру, которая олицетворяла теперь всю семью – мать, отца, его самого…
– Почему ты так странно на меня смотришь? – спросила Мари-Элен, испытывая неловкость под этим взглядом.
– Я… просто очень рад тебя видеть, Мари-Элен. – Обняв сестру за плечи, он крепко расцеловал ее в обе щеки. – Даже если твои платья были в моде в прошлом сезоне.
Она слегка толкнула его.
– Нет, все-таки ты был ранен в голову!
– В сердце, – поправил ее Филипп. – Но я намерен позаботиться о том, чтобы его исцелить.
Зима не высказывала особого желания уступать весне, но солнце все же проникло в уютную кухню дома Фонтейнов. Тосты, копченая рыба, яйца и сосиски горками лежали на тарелках. И кофейник, поставленный в центр стола горничной, был встречен с большим энтузиазмом.
Джек уже нашел нескольких новых друзей в Нортумберленде, но все еще мечтал о церкви с хорошим колоколом.
Потянувшись через стол за мармеладом, мальчик выглянул в окно и…
– Великан! – закричал он, и омлет отца Элайзы взлетел в воздух на пути ко рту, почти как в то утро, когда Элайза рассказала родителям о том, что беременна.
Джек бросился к двери, распахнул ее, стрелой помчался по дорожке и уткнулся лицом в живот ла Вея.
Легко подняв мальчика на руки, Филипп пошел к дому, держа уже подросшего Джека на согнутой руке, как будто он действительно был настоящим, а не галлюцинацией и не сновидением, что только и могло бы объяснить, почему он оказался в Нортумберленде спустя почти месяц после того, как она уехала от него, как ей казалось, навсегда.
Элайза замерла, опасаясь, что Филипп вот-вот исчезнет. Наверняка это всего лишь сон.
Ее родители смотрели на ла Вея так, словно он действительно был великаном.
Потом они вместе повернулись к Элайзе.
– Не беспокойтесь, это совсем не так, как в прошлый раз, – рассеянно произнесла она.
Впрочем, ее слова, похоже, не слишком успокоили родителей.
Элайза не могла говорить. Ее сердце вылетело из груди, как голубка, выпущенная на волю из клетки, и, без сомнения, прихватило с собой ее голос.
Столетия хороших манер едва не скатились с него волнами. Он все еще был огромным, жестким, надменным и красивым мужчиной, и потому рядом с ним все в доме стало казаться совсем крохотным.
– Великан здесь, мама! – в восторге кричал Джек.
– Я вижу, – тихо отозвалась Элайза.
Фигура ла Вея никак не вязалась со спокойным докторским домиком в Нортумберленде.
– Мама, папа, это… мой бывший работодатель, лорд Ла Вей.
– Я очень рад познакомиться с вами, – сказал Филипп родителям Элайзы.
Несколько мгновений его голос эхом отдавался от стен кухни – этот знакомый и такой любимый баритон, его тихое «эс», его изысканные, как бриллианты, согласные.