Наконец ее отец отвесил поклон, а мать присела в реверансе.
– Могу ли я поговорить с вашей дочерью с глазу на глаз? – спросил Филипп тем своим приятным тоном, услышав который люди инстинктивно бросались выполнять его просьбы. Родители Элайзы столкнулись друг с другом, торопясь выйти из комнаты. – Джек, побудь, пожалуйста, с бабушкой и дедушкой.
Он опустил Джека на пол – мальчуган бросился вверх по лестнице за своими родными.
– Он подарил мне льва! – кричал Джек.
– Выйди, пожалуйста, со мной в сад, Элайза.
Элайза отправилась бы с ним и в аид, если бы он попросил, но голос никак не желал ей повиноваться. И она молча пошла следом за Филиппом.
Выйдя из дома, они остановились и, моргая, любовались всем, что она знала и любила, залитым солнечным светом. А затем некоторое время просто молча смотрели друг на друга.
– Мне нравится твоя лента, – наконец сказал Филипп. – Она новая?
По лицу Элайзы пробежала легкая улыбка.
– Ты об этом хотел поговорить? – спросила она.
Ла Вей не засмеялся. Он по-прежнему смотрел на нее с таким видом, словно нашел то, что искал всю жизнь.
– Мне кажется, твой смех – мой самый любимый на свете звук.
О! Эти слова сразу проникли прямо в ее сердце. У Филиппа был абсолютно серьезный вид, когда он произносил их.
– Звук твоего смеха и твой тихий вскрик, который ты издала, когда я впервые поцеловал тебя. И еще тот звук, который вырывается, когда ты…
– Филипп, ты зачем приехал сюда? – перебила его Элайза. Все ее тело пылало от того особого, лихорадочного жара, который мгновенно охватывал ее, когда Ла Вей оказывался рядом. Ее сердце неистово билось о грудную клетку.
– Моя сестра приехала в Пеннироял-Грин, – сообщил Филипп.
– Неужели? – с восторгом переспросила Элайза.
– С вашей стороны было большим риском так поступать с моим письмом, миссис Фонтейн. Впрочем, оказалось, что вы всегда знали меня лучше, чем я сам себя знаю.
Она молчала.
Он тоже.
– Ты приехал сюда, чтобы сказать мне это, Филипп?
– Нет.
– Чтобы пожаловаться на свою сестру?
– Нет.
Элайза все еще не могла заставить ла Вея улыбнуться – он весь был натянут, как тетива.
Если Филипп и дальше будет оставаться таким неподвижным, то вскоре пустит корни и птицы рассядутся на его плечах.
Глубоко вздохнув, он сунул руки в карманы:
– Я здесь, потому что есть жизнь и есть смерть, но без тебя мне все едино, Элайза.
О! Элайза слегка тряхнула головой, потому что ее глаза начали наполнятся слезами.
– Я думал, что мне нужно вернуть все, что у меня было когда-то… Считал, что должен для своей семьи сохранить все так, как было. Но единственным, что придало этим местам значение, оказалась любовь. Мою семью разбросало: многие умерли, другие уехали куда-то, чтобы начать новую жизнь. Все воспоминания, которые я хотел бы сохранить, связаны с любовью. А дом, Элайза, там, где есть любовь. – Быстро подступив к ней, Филипп опустил глаза. – А моя любовь – это ты.