Не забывали и о подготовке к путешествию, покупали понемногу инвентарь, одежду, всякие припасы.
Николай много читал, — основательно и увлеченно, как делал все, за что брался. Большую часть дня он проводил в саду, в беседке, обвитой плющом. Он был на положении больного-выздоравливающего. Профессор даже позаботился о том, чтобы положение это было формально закреплено больничным листом.
Между тем с Риданом происходило что-то странное.
После той «ночи чудес» его обычная веселая экспансивность еще более усилилась, ощущение крупной победы отражалось во всем его поведении. И хотя всякие разговоры о ридановских делах были теперь строго запрещены, девушки в общем понимали, что произошло и почему профессор, приходя домой, так весело острит, напевает, вышучивает их «культурные мероприятия». Они были достаточно осведомлены о ридановских мечтах и надеждах.
Через несколько дней, однако, все это кончилось. Ридан затих, замолк, стал задумываться. С каждым следующим днем он все больше углублялся в себя и мрачнел, будто не находя выхода из каких-то новых серьезных осложнений.
Еще никогда он не работал так напряженно, как теперь. Обычный строгий распорядок дня его был сломан. После общего вечернего чая Ридан уже не отдыхал в семейном кругу в течение часа, как обычно, и не уходил затем к себе в кабинет, чтобы подвести итоги дня, а сразу же стремительно возвращался снова в лабораторию. «Итогам» посвящалось начало ночи, и никто теперь не знал, когда профессор ложится спать.
В восемь утра он всегда уже был на ногах, выпивал свой стакан крепкого чаю, приготовленного тетей Пашей, и исчезал в институтском коридоре. Тут он обычно встречал Тырсу. Медленно, осторожно, стараясь не потревожить животных, тот доставлял к профессорской лаборатории клетки с животными, поднимая их снизу на лифте, и, по обыкновению, что-то бормоча, будто разговаривая со своими питомцами на им одним понятном языке. Может быть это было и так. По крайней мере Ридан утверждал, что животные понимают Тырсу лучше, чем люди.
Сначала профессор устраивал короткое собеседование с сотрудниками. Они обсуждали результаты вчерашней работы, уже обдуманной и оцененной: если нужно — осматривали облученных накануне животных. Уточняли программу исследований на сегодня.
Потом Ридан с одним из главных своих соратников-ассистентов — Иваном Лукичом, худощавым, седым старичком, опытнейшим анатомом и хирургом, или с Викентием Сергеевичем, талантливым физиологом, специалистом по крови и внутренней секреции, уходили в «свинцовую». У входа их уже ждала горка клеток. Здесь же стояли Тырса, облаченный в белый халат, и еще один лаборант. Все исчезали за дверью, открытой и потом вновь защелкнутой профессором.