Никколо в изумлении округлил глаза, не зная, что сказать и как ответить на свирепый взгляд, которым его наградил Жоан.
– Тебе нравится моя жена? – спросил тот хриплым голосом.
– Конечно, нравится, – пробормотал Никколо. – Она очень красивая женщина.
– Так будь добр, поумерь свой пыл, – жестко произнес Жоан. – Она – моя жена.
– Я прекрасно знаю, что она ваша жена! – воскликнул флорентиец. – И отношусь к ней с соответствующим уважением.
Жоан впился взглядом в глаза флорентийца, как будто хотел таким образом убедиться в искренности слов своего друга, и отпустил его.
– Вы не должны бояться меня. Я – ваш друг, а она принадлежит вам! Я готов защитить ее саму и ее честь даже ценой собственной жизни.
Книготорговец помолчал несколько мгновений, наблюдая за ним, а потом изрек:
– Спасибо, Никколо. Я верю тебе. Прости меня, в последнее время я что-то излишне нервозен. Спокойной ночи.
И, не сказав более ни слова, Жоан пошел наверх с опущенной головой. Он гордился красотой и изяществом своей жены и не желал ограничивать ее свободу в общении с посетителями дворянской крови, а потому не просил ее держаться подальше от подобных клиентов. Однако он не мог не отметить те знаки внимания, которые они ей оказывали. Среди прочих был и Никколо, который, в отличие от Жоана, был благородного происхождения и смотрел на его жену глазами, полными вожделения, а она хохотала над его шутками. В тот день он не смог сдержаться и, хотя сожалел об устроенной им сцене ревности, подумал, что, возможно, это предупреждение было вполне уместным.
Никколо со своей стороны задумался. Хозяин был слишком взвинчен, и флорентиец сказал себе, что впредь должен быть более щепетилен в отношениях с Анной.
Никколо сильно обеспокоился, когда через несколько дней Жоан, ушедший из дома утром, чтобы обсудить вопрос поставки бумаги, вернулся в лавку раньше ожидаемого. Флорентийцу очень хотелось, чтобы герцог Гандийский, слишком часто в последнее время посещавший лавку в утренние часы, когда Жоана обычно не было, уже покинул бы помещение.
Жоан поздоровался с подмастерьем, подметавшим улицу перед лавкой, и обратил внимание на трех лошадей и двух вооруженных людей, одетых в черное и на испанский манер. Они стояли в ожидании у входа в лавку.
Войдя и поймав взгляд Никколо, он понял, что что-то идет не так. Обычно веселый, флорентиец на этот раз не улыбался; не сказав ни слова, он глазами показал Жоану на сцену, происходившую в другом конце помещения. Там, рядом с дверью, ведущей в большой зал, стояла Анна. Она была одета в платье из зеленого бархата с широкой юбкой и закрытым лифом, который подчеркивал ее высокую грудь и делал фигуру еще более привлекательной. Зеленые глаза Анны напряженно вглядывались в стоявшего рядом с ней человека, который что-то шептал ей и находился так близко, что, казалось, он вот-вот втолкнет ее внутрь комнаты. Анна слушала его с улыбкой на устах и, гордо выпрямившись, отрицательно качала головой. А когда мужчина еще больше приблизился, она остановила его, вытянув вперед руку и упершись ею ему в грудь. В ответ он взял ее руку в свои. У Жоана екнуло сердце. Человек стоял к нему спиной, но книжник сразу же понял по шикарному платью, высокомерному облику и солдатам, ожидавшим на улице, кто это был.