Справедливо, что, согласно всему сказанному, естественная наука заблуждается, когда силится сводить высшие ступени объективации воли и низшие, так как непризнание и отрицание первобытных и самостоятельных сил природы настолько же ошибочно, как и безосновательное предположение самобытных сил там, где в сущности только особое проявление уже известных сил. Поэтому Кант прав, что нелепо ожидать Ньютона былинки, т. е. человека, который свел бы былинку на явления физических и химических сил, коих она была бы случайно конкрементом; следовательно простой игрой природы, в коей не проявлялась бы самобытная идея, т. е. воля не выражалась бы непосредственно на высокой и самобытной ступени, а только именно так, как в явлениях неорганической природы, и случайно в этой форме. Схоластики, которые ни в каком бы случае этого не допустили, сказали бы с полным правом, что это было бы совершенным отрицанием субстанциальной формы и принижением ее до привходящей формы. Ибо Аристотелева субстанциальная форма обозначает именно то, что я называю степенью объективации воли в данной вещи. Но, с другой стороны, не должно упускать из виду, что во всех идеях, т. е. во всех силах неорганической и во всех формах органической природы, одна и та же воля раскрывается, т. е. входит в форму представления, в объективность. Ее единство должно поэтому заявлять себя внутренним родством всех ее явлений. Последнее обнаруживается на высоких ступенях ее объективации, где все явление очевидней, следовательно в царствах растений и животных, общей аналогией всех форм, основным типом, повторяющимся во всех явлениях. Последний поэтому и стал руководствующим принципом превосходных, установленных в этом столетии французами, зоологических систем и приводится с наибольшей полнотою в сравнительной анатомии, как единство плана, единство анатомических элементов. Отыскивание его было главным занятием или по крайней мере наипохвальнейшим стремлением натурфилософов шеллингианцев, которые оказали даже, в этом случае не мало услуг; хотя нередко их погоня за аналогиями в природе переходит в игру слов. С полным правом указывали они на общее сродство и фамильное сходство и в идеях неорганической природы, например, между электричеством и магнетизмом, коих тождество позднее было подтверждено, между химическим влечением и тяготением, и многое тому подобное. Особенно они указывали на то, что полярность, т. е. разъединение силы на две качественно различные, противоположные и к воссоединению стремящиеся деятельности, каковое в большинстве случаев высказывается и в пространстве движением в противоположных направлениях, — составляет основной тип почти всех явлений природы, от магнита и кристалла до человека. В Китае, однако, это сознание существует уже с древнейших времен, в учении о противоположности Иин и Янг. Даже, так как все предметы мира — только объективация одной и той же воли, и, следовательно, в сущности тождественны, то дело не должно ограничиваться очевидной между ними аналогией и тем, что в каждом менее совершенном уже сказывается след, намек, наклонность ближайшего совершеннейшего; а можно даже предполагать, так как все эти формы только свойственны миру как представлению, что уже в самых общих формах представления, в этой собственно основе мира явлений, следовательно в пространстве и времени, можно отыскать и указать на основной тип, намек, возможность всего того, что наполняет эти формы. Кажется, темное об этом сознание было источником Каббалы и всей математической философии пифагорейцев и китайцев в «И-Кинге». И в Шеллинговой школе, при ее разнообразных стремлениях осветить аналогию между всеми явлениями природы, мы находим несколько, правда неудачных, попыток вывести законы природы из одних законов пространства и времени. Между тем нельзя знать, насколько гениальный ум когда-либо способен осуществить оба стремления.